Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Верил или не верил Мономах хитроумным грамоткам тиуна Ивашки (не боярин же Строгинишин над ними корпел), но отчёта не требовал и доглядчиков не присылал. Неторопко, нехлопотно жилось в ту зиму и начальным, и чёрным людям.

Спасибо, Господи, за милость к рабам Твоим.

Аминь!

Неожиданно повернулось так, что в медлительном владимирском городовом строении правы оказались князь Юрий и тысяцкий Георгий Симонович, и утвердил их праноту сам Владимир Мономах. В лето шесть тысяч шестьсот девятое [31] 1101 г. , не предварив посольством и не упредив гонцами, Мономах неожиданно приехал в Ростов.

Встретили прославленного воителя и ьеликого государственного мужа с подобающей честью, но и в тревоге были немалой. Неспроста пожаловал Владимир Всеволодович, ох, неспроста!

Разъехались по ближним и дальним вотчинам гонцы: звать ростовских мужей на большой княжеский совет, и не понять было из гонцовских наказов, кто сзывает совет: свой ли князь Юрий, родитель ли его Владимир Всеволодович. Многие посчитали, что собирается совет через голову юного князя, и добра от совета не ждали; кое-кто из бояр хворыми сказались и послали вместо себя сыновей или братьев.

Съезжались медленно, уединялись в своих ростовских дворах. Ночами одинокие неслышные всадники тенями скользили от двора ко двору, без стука приотворялись ворота и снова замыкались на засовы.

О чём шептались ростовские мужи, уединившись за частоколами и дубовыми стенами теремов?

Многое дал бы Мономах, чтобы доподлинно вызнать это!

Только на большом княжеском совете узнали мужи, с чем приехал к ним переяславский князь, а Мономах узнал, какой ответ подготовила старая ростовская чадь.

Мономах просил войско для похода в Дикое Поле, ибо многие южные князья от войны с половцами уклонялись. Просил Мономах не только лихие конные дружины, как случалось в прошлые годы, но всю ростовскую тысячу. Мужи же ответствовали, что биться с погаными половцами - дело богоугодное, немало найдётся в Ростовской земле охочих людей - во чистом поле сабельками поиграть, честь добыть и добрых половецких коней, однако же страгивать с места ростовскую тысячу нельзя. Болгары не мирны ныне, видели их ладьи под самым Ярославлем. Новгородские ушкуйники на Белоозере балуются, сколько-то сел пограбили. Муромцы и рязанцы вышли полками на Оку-реку. К чему бы это? Надобно о своей Земле порадеть, кто защитит её, кроме ростовской тысячи?

Только немногие мужи, вроде большого боярина Жирослава Иванковича или упорного в своей правоте воеводы Непейца, осмеливались перечить вслух; остальные бояре больше отмалчивались, но по неодобрительному гулу, по путаным рассуждениям, смысл которых уяснить было трудно, по жалобам на то и на се, по холодку недоброжелательства, невидимо расползающемуся по гриднице, - умный догадался бы, что ростовскую тысячу с места не стронуть. Не допустят!

Юрий — весь, как струна натянутая, бледный, растерянный. Вроде как бы виноватый - не ожидал такого противления. Перед батюшкой стыдно. Будто сговорились ростовские мужи...

А может, и сговорились?

Непонятно держался тысяцкий Георгий Симонович, на краешек стола отодвинулся, будто за кубком потянулся, а вернуться обратно, на почётное место рядом с князем, забыл.

Отстраняется от княжеского дела? Тоже против похода?

Владимир Всеволодович Мономах молча выслушал путаные боярские речи, не являя ни одобрения, ни осуждения. Останавливал неподвижный взгляд на одном боярине, на другом; те вжимали головы в плечи. Одно дело в ряду своих единомысленных сидеть, среди многих потеряться, но если княжеский взгляд тебя из ряда словно выхватил — совсем иное. Страшненько. Промолчать лучше, промолчать...

Наконец мужья, кто хотел что сказать, все сказали.

Тяжёлое молчание повисло в гриднице.

Владимир Всеволодович повернулся к Юрию:

- На чём порешим, князь ростовский?

- Мужи по-разному говорили... - нерешительно начал Юрий, но Мономах властно прервал его:

- Слова - разные, смысл - один. Ростовскую тысячу в Дикое Поле не посылать. Охочим людям, что сами пожелают, путь чист. Так, что ли, приговорить хотели, мужи?

Бояре облегчённо вздохнули, согласно качнули бородами. Под путаными речами Мономах будто черту подвёл - ни убавить, ни прибавить. Точно бы без гнева сказал, с улыбочкой. А что за улыбочкой этой снисходительной, про то лишь Господь ведает...

- А скольких охочих людей славный град Ростов на степные заставы даёт? Сотню? Две? Пять? Молчите, бояре? Ну, считайте до завтра, а завтра тысяцкому скажете, пусть число воедино сведёт.