Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

— Не прими за обиду, княже, но не все ростовские мужи к тебе добрым сердцем тянутся. Некие старые бояре за глаза своевольцем называют. Не нравится боярам сильная княжеская власть. Боярин Жирослав Иванкович во хмелю на своём дворе кричал: «Волчонка выпестовали, а ну как матерым волчищем станет? Увы нам, бояре...» Немногие слышали, но до моих верных людей непотребные слова дошли, хоть и отнекивался потом Жирослав: пьян-де был, не помнит. А за старыми боярами сила. Ростов, как ни крути, в боярских руках. Столетиями здесь жили, прочными корнями в Ростовскую землю вросли — не оторвёшь. С городской старой чадью заедино. Не княжеский ещё град Ростов, но - боярский, и долго ещё так будет. А тебе для крепости власти княжеский град нужен, чтобы всё - из твоей руки. Град Суздаль отстраивай, княже. Своими людьми и на своё серебро отстраивай, своих мужей на суздальские ополья испомещай, и будет град Суздаль изначально княжеский, а старые бояре в нём — гости мимоезжие! Туда и княжеский двор со временем переведёшь, и будет Ростов из стольного града — пригородом. Такая задумка моя. Только тебе, княже, и решился приоткрыться...

— А возле Суздаля свой отдельный замок поставлю, как батюшка в Любече, - неожиданно для самого себя выпалил Юрий, тоже явив давнюю тайную задумку.

Тысяцкий Георгий Симонович понял эти слова как одобрение.

Радостно было Юрию и страшно: ломался привычный расклад, многие не одобрят. А как же без батюшкиного благословения? Привык совета спрашивать, а ныне в обход, тайком?

Вдруг явился перед глазами отец, недоступный человеческим слабостям, жертвенно верный княжескому делу, несудимый и недоступный.

Пожалуй, только многоопытный тысяцкий мог развеять это белоснежно-недоступное видение, и он сделал это, превзойдя ловкостью самого себя.

Доверительно склонившись к Юрию, тысяцкий заговорил обыденно, приземлённо, как о простом человеке:

- Ростовскую пользу ты уяснил, княже. Поговорим о пользе переяславской. Святополк в Киеве не вечен. Рано ли, поздно ли, но схлестнётся Владимир Всеволодович Мономах в усобице за великое княжение с черниговскими князьями. А тут уже загодя сильная крепость срублена, черниговским князьям со спины угрожает. Польза для переяславского князя? Ещё какая польза!

Юрий качнул головой, соглашаясь.

- И ещё скажу, — будто в нерешительности помедлил Георгий Симонович. - Честолюбив твой батюшка Владимир Всеволодович. Не упускает случая над другими князьями возвыситься. С новым градом-то как? Немногие помнят, что град на Клязьме-реке заложил Владимир Святой, Первокреститель, и имя своё граду дал. Поболе ста лет прошло, в забросе град Владимир оказался, обветшал, и забыли люди, от кого он пошёл есть. А как заново отстроит Владимир Всеволодович Мономах град на Клязьме-реке, свяжут люди град с его, Мономаховым, именем. Так старцы-прорицатели прикидывают, но вслух не говорят...

Неуютно как-то стало Юрию, неловко, будто тайком подглядел в замочную скважину нечто такое, что и знать ему невместно. Приоткрыл Георгий Симонович земные слабости, извинительные для других мужей, но никак не совмещавшиеся в его сознании с образом отца. Только ли о его, Юрия, княжестве радеет отец? А может, Ростов Мономаховым делам только в подспорье?

Двоились мысли Юрия, сплетались клубком.

Складывалось, отвердевало в голове Юрия: не было и нет на Руси одной правды, иначе не воевали бы друг с другом братья-князья. Юрий чувствовал в словах Георгия Симоновича свою, ростовскую правду, и эта правда оказывалась для него ближе и понятнее, чем другие. Юрий вдруг понял, что расходятся его дороги с отцом, и это тревожило. Но ещё больше встревожило его возможное отчуждение от ростовских мужей, от земли, которую он изъездил вдоль и поперёк, узнал и полюбил. А отчуждённость наступит неизбежно, если Юрий будет покорно следовать за отцовским конём. Недаром же воевода Непейца, бояре и мужи так неохотно собираются в полки, если Мономах требует их в дальние походы, воевать чужие города и земли, добывать славу то Переяславлю, то Киеву...

Ещё не зная, на что решиться, ещё сопротивляясь мягкому давлению тысяцкого, Юрий спросил задиристо:

- А строение градное — в заброс?

Внутренне торжествуя (поддаётся княжич, поддаётся!), тысяцкий говорил спокойно и рассудительно:

- К чему благое дело - да в заброс? Сей град в своё время и Ростовской земле понадобится. Пусть людишки с лопатами на валах суетятся. Пусть переяславские и киевские мастера стены храма выкладывают — сие Земле во славу. С вотчин уроки не снимай, токмо людей и подвод помене требуй. А колья, что велел Владимир Всеволодович на валах позабивать, пусть так и стоят, град обозначая. По Мономахову слову всё вершить будем, но - в мочь силы ростовской.