Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

- Промысел Божий! - вздыхали мужи, не в силах осознать первопричины того или иного решения князя. И уж совсем немногие догадывались о причинах подчёркнутой отчуждённости и суровости юного князя. Между тем именно это легко было по-человечески объяснить и понять: Юрий был очень одинок.

С раннего детства лишённый родительского тепла и поддержки, выброшенный в жёсткую взрослую жизнь и тяготившийся своей преждевременной взрослостью, мальчик замкнулся в себе, прятал душевную тоску за горделивой отчуждённостью. Каждый прожитый день был для него самоутверждением в дружине взрослых и уверенных в себе мужей. Юрий смотрел на себя как бы со стороны, придирчиво оценивал, не вызывают ли слова его и поступки насмешливого покровительства взрослых мужей, и это было нестерпимо тяжело.

- Пожить бы тебе пяток лет в родительском тепле! — вздыхала матушка, княгиня Гита.

Но судьба распорядилась по-иному.

Князь Владимир Всеволодович Мономах наезжал в Ростовскую землю нечасто и ненадолго. Редкие встречи с отцом были заполнены не родственным общением, но круговертью державных забот. Мономах метался по княжеству, окружённый свитой переяславских и ростовских мужей, и хоть Юрий постоянно был рядом, он чувствовал себя лишним, растворившимся в величественной тени отца. Только вечером, в покойной и тёплой ложнице, они оставались вдвоём.

Мономах был ласков и заботлив, спрашивал:

- Может, сын, в чём не так я распорядился? Подскажи, назавтра же перерешу, ведь князь здесь - ты...

Не всё нравилось Юрию в искромётных Мономаховых решениях, но перечить он не решался, даже виду не показывал, что недоволен:

- Всё так, батюшка.

Холопы поспешно стягивали с прославленного князя сапоги, кафтан, порты. Мономах валился спиной на широкое ложе, раскидывал в стороны руки:

- Дел-то сколько впереди, дел! Поспешай, сын, обгоняй время, обогнав же — остановись и оглядись, может, что не так вышло? Тогда и поправить можно. А если время впереди тебя бежит, только и остаётся что следовать за ним, как заводной конь на привязи.

Не всё понимал Юрий в мудреных умствованиях отца, но главное уяснил: если задумал что, сделай быстрее всех, к делу причастных, пусть в дремучих затылках скребут, а ты присмотрись и снова быстрее сделай!

Кланялся Юрий, благодарил батюшку за науку. А Мономах уже веки смежил - засыпает. Умаялся князь за день, не до ласковой ему беседы с сыном, добрый совет дал - и то хорошо...

А наутро - снова круговерть.

Мало что изменялось, когда Мономах приезжал в Ростов вместе с княгиней Гитой. Было это в лето, когда первый месяц июнь по лугам с косой прошёл.

Грозный переяславский воитель по обычаю посидел на почётном пиру, поговорил с большими ростовскими боярами (многих знал по именам). Был Мономах весел и доброжелателен, обласкал словом и старейшего Жирослава Иванковича, и воеводу Непейца, и иных заметных людей. Однако побыл Мономах на пиру недолго, оставил в место своё сына Юрия, а сам удалился с тысяцким Георгием Симоновичем в потайную горницу, где прошептались они до позднего вечера. А на рассвете вся княжеская семья отъехала из Ростова.

Пробирались по лесным тропам на верховых конях, спрямляя путь к реке Нерли, тесным рядком: Мономах, Юрий, Гита. Качались над головой тяжёлые еловые лапы. Мягко топотала за спиной конная дружина.

А кругом стояла такая великая тишина, что грешно было нарушать её досужей беседой. Больше молчали. Гита ласково поглядывала на сына и, перегибаясь в седле, гладила его по плечу. Сердце мальчика замирало от счастья, хотелось заплакать - как в детстве, взахлёб, в голос. Так бы ехать и ехать вместе с батюшкой и матушкой, рядышком, и чтобы конца не было этой дороге...

Но рядом уже была река Нерль, где княжескую семью ждали ладьи.

По Нерли плыли большим и шумным судовым караваном. Князя Владимира Мономаха снова окружили, оттеснили от сына громкоголосые напористые мужи.

Юрий смирно сидел в сторонке, смотрел, как седобородый градодеец чертит угольником на бересте план новой крепости. Не ради свидания с сыном приехал в залесскую глушь Мономах, но ради великого дела — ставить на реке Клязьме новую крепость. «Град Владимир! Град Владимир!» - то и дело повторяли мужи.

Градоделец водил пальцем по бересте, пояснял:

- Се река Нерль, и се река Клязьма, а меж ними на мысе - гряда береговая. К Клязьме прилегает гряда великими обрывами, сажень двадцать будет, а то и поболе. С другой стороны речка Лыбедь, тоже берега крутые, высокие. А поперёк гряды, со стороны поля, овраги. Самим Богом сие место для крепости предназначено. Недаром святой князь Владимир Святославич здесь город приказал рубить...