У нас было много разных учителей, но запомнились лишь некоторые. Учитель математики, он же завуч, со знаменитой фамилией Бульба, по прозвищу «Сынус мынус логарыхм», так как говорил он на ужасающем суржике. Учитель географии с пучком огромных карт подмышкой. Сначала открывалась дверь в класс, в нее просовывался длинный рулон свернутых карт, затем появлялся он сам, маленький, лысый, и громко вопрошал: «Кто старое говно?», а класс дружно отвечал: «Иван Семенович Похно!». Учитель физики, который жаловался родителям на собрании: «Сколько раз я им говорил — не ложьте ручки на парты! Ложат!». Его возмущение было понятно, писали мы тогда ручками с перьями №11, которые обмакивали в чернильницы-непроливайки, и, если ручку положить на парту, то она этими чернилами вымазывалась. Непроливайки были довольны условными, каждый носил свою чернильницу с собой в сумочке с затягивающимся горлом, с перьев капало, и школьная мебель и наша одежда пестрели фиолетовыми кляксами.
В те годы практиковалось раздельное обучение в школах, в нашей мужской школе обучались сплошные хулиганы, по нынешним понятиям, но мы такими себя не считали. Мы были обычными детьми, и для учителей тоже. Они справлялись с нами зачастую только с помощью крепких подзатыльников. Никто никогда из пострадавших в таких случаях не жаловался, а учитель приобретал лишнюю толику мальчишеского уважения, так как учителя применяли силу редко и справедливо.
Домой из школы приходили рано, когда родители еще работали, наскоро съедали оставленный обед, наскоро делали уроки и бежали во двор. Никто за нами не присматривал, мы были полностью предоставлены самим себе. Любимое занятие — бегать толпой по чердакам, там же устраивались и импровизированные «хаты». По чердакам бегали до тех пор, пока одного из нас не пырнул ножом прятавшийся там бандит. Я до сих пор вижу ряд деревянных столбов вдоль чердака, подпиравших крышу, пучки света из пыльных оконцев, кучи мусора и внезапно выскочивший с ножом из темноты парень. После этого родители нам настрого запретили бегать по чердаку, но мы продолжали лазить по пожарным лестницам и по крышам.
Во дворе играли в «стеночку» на деньги, в «биту» царскими медными пятаками, и, конечно, дрались, как тогда говорили — «стукались». Мальчишки с девчонками никогда не играли вместе, те обычно прыгали по «классикам» и со скакалкой.
Вечером с работы приходили родители, и сумеречный двор наполнялся криками: «Коля!», «Юра!», «Маша!», а в ответ неслось: «Сейчас, я только доиграю!».
Вот это была обычная, настоящая жизнь, прерываемая редкими семейными праздниками и Новым годом.
Я вижу по внукам и детям на улице и во дворе, что те времена, наверное, ушли навсегда.
В течение десятилетий сохранялся баланс: родители — обеспечивали и воспитывали, школа — учила, улица — воспитывала и сохраняла традиции.
Сейчас место родителей, школы и улицы занял интернет, мобильники, планшеты.
К чему это приведет, я не знаю. Какие традиции могут сохраняться в виртуальном общении? Какое воспитание может дать интернет, может ли он привить моральные принципы?
Мир изменится, когда вымрут люди, воспитанные родителями и улицей. Во всем мире, а не только у нас. Я этого уже не увижу.
После моих рассказов внучке о жизни без холодильников, мобильников, компьютеров, планшетов, интернета и многого другого, она спросила: дедушка, так ты, наверное, и динозавров видел?
Но демонстрации — это нечто совершенно особенное, выходящее за рамки обыденности. На демонстрацию допускали далеко не всех, право пройти в колонне по улице еще надо было заслужить. Детей без родителей на нее не допускали, но как же нам хотелось гордо пройти в нарядных праздничных рядах, с песнями и танцами, с криками «Ура», среди колышущихся знамен и портретов вождей!
В день праздника мама давала мне целый рубль (дважды в год), на него можно было купить мороженое «Эскимо на палочке» и еще одно-два моченых яблока, которые ведрами продавали тетки на обочине.
Кроме этих рублей моими личными деньгами до поступления в институт была только десятка, которую подарил мне на день рождения дядя, пришедший с войны без одной руки. Я до сих пор за эту десятку ему благодарен, потратил я ее, конечно, на книги.
Но однажды у меня в руках оказались огромные деньги. На летние и зимние каникулы кто-нибудь из учителей возил группу отличников из разных классов на экскурсии. В 1958 г в такую группу взяли и меня, мы поехали на неделю в Москву. Жили в какой-то школе, спали одетыми вповалку на матах в холодном спортзале. Днем ходили по разным достопримечательным местам. Впечатлила Царь-пушка как символ огромной, но совершенно бесполезной и бессмысленной мощи. В Лужниках стояли диковинные автоматы, которые за 15 копеек выдавали бутерброды с красной икрой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу