Ольга Вяземская - Воровка. Королевы бандитской Одессы

Изящная дамская ручка в тонкой черной перчатке подтолкнула по полированной поверхности обширного стола плотно сбитую пачку ассигнаций.

— Не извольте сомневаться, сударыня, — толстые пальцы (на одном блестел перстень, довольно крупный черный самородок) ловко сгребли деньги. — Приглашение на бал по случаю тезоименитства… Именное. Только вот канцелярист нерадивый имя-то вписать и забыл. Вы уж не взыщите — молодость есть молодость…

— Понимаю, — грудной голос дамы был под стать ее богатой одежде — волнующий и мягкий. — О чем только не думаешь, пока молод… Мой секретарь с легкостью исправит ошибки вашего канцеляриста. Благодарю.

Поправив чуть приподнявшуюся густую вуаль, дама встала и прошествовала к двери. Тучный хозяин кабинета вздохнул: удивительная женщина, потрясающе таинственна… К тому же, вероятно, и влиятельна. Верно, связи имеет в кругах, близких к самому государю. Или к старцу. Хотя… обычно протеже Распутина выглядят иначе.

— Всего хорошего, ваше превосходительство, — раздалось от порога.

— Всегда готов к услугам, ваше…

Но гостья уже захлопнула дверь, и кабинет опустел — лишь витал в воздухе неповторимый аромат духов незнакомки, чуть терпкий и удивительно свежий. Хозяин же кабинета, забывшись, размечтался о вещах, несовместимых ни с мундиром, ни даже со стенами этого серого здания, смотрящего на Первую линию и Неву.

Придя в себя, он опустился в кресло. «Но кто же все-таки эта удивительная дама? И голос… Боже милосердный, что за голос… Услышать его в полумраке спальни — и больше нéчего уж и желать. Да что это я? Не по чину, поди, рот-то разинул…»

Толстые пальцы сжали рукоять колокольчика.

— На сегодня прием окончен, — сообщил он тотчас вошедшему адъютанту.

— Будет исполнено, — адъютант поклонился. Приемная уже и так была пуста — не придется объясняться ни с плачущими вдовами, ни с овдовевшими прапорщиками, ни с интендантами, внезапно нашедшими прорехи в накладных, как было третьего дня, когда к его превосходительству явились господа в серых вицмундирах и стали расспрашивать о мелком чине из Генерального штаба. Как бишь его… Теплов… Треплов… «О, Тернов! — мысленно хлопнул себя по лбу адъютант. — Моль-Тернов, как же-с… вылетело из головы». А все она, незнакомка под вуалью. От духов ее до сих пор голова сладко кружилась…

— И еще, голубчик… — изволили его превосходительство. — Не в службу, а в дружбу. Кто рекомендательное письмо подписал для дамы, что вышла от меня? Напомни.

Адъютант изумился. Чтобы его превосходительство такие вещи забывал — не случалось подобного раньше. Тем более что и письма-то никакого не было. Лишь коротенькая записочка со всего-то двумя словами: «Принять незамедлительно!» И подпись, украшенная завитушками столь обильно, что и буквы-то различались с трудом.

«Эх, и эту фамилию запамятовал я… Что ж такое с головой-то творится?»

Решив, что не будет ничего дурного в крошечной лжи, адъютант опустил глаза, а потом многозначительно поднял их к потолку, щедро украшенному лепниной.

— От него самого?! Или того, постарше? — хозяин кабинета разве что за сердце не схватился.

Адъютант молча кивнул — дескать да, «постарше». Хорошо, что дама еще в приемной записку из его пальцев вынула и в ридикюль спрятала. А уж кого имел в виду его превосходительство — пусть на его совести остается. Ведь он, адъютант, не сказал ни слова.

Хотя рекомендательные письма, конечно, следует регистрировать… «Однако же не все, — мысленно усмехнулся адъютант. — Не все…»

Иногда, и это, увы, правда, адъютант именно за отсутствие записи в огромной книге посетителей деньги от господина генерала получал. Особенно в тех случаях, когда к его превосходительству на прием являлись особые посетительницы. Да и как их прикажете записывать? «Мещанка П. из дома на Фонтанке»? Или «купчиха Ф. с Большой Съезжинской, вдова»? Этой вдове-то едва двадцать исполнилось, помнится…

— Ну да Бог с ним, друг мой, — легко махнул рукой хозяин кабинета. — День сегодня выдался непростой, пора и по домам…

Адъютант, штабс-капитан Глебов, молча поклонился и пошел к двери. Вскоре, он это знал, к парадному подъезду подкатит экипаж и генерал тяжело взберется по двум решетчатым ступенькам. А после, как экипаж повернет с набережной на Першпект, можно будет и ему, Глебову, домой собираться.