Франсишь Ди Понтиш Пиблз - Воздух, которым ты дышишь

Сид Грауман придвинулся к возвышению и принялся читать одобренную студией речь, посвященную Софии Салвадор и пересыпанную словами вроде «чертовщинка», «изюминка» и «очуметь». Винисиус, сидевший рядом со мной, вздохнул. Кухня посмотрел на часы. Банан чавкнул жвачкой.

Когда Грауман закончил, София Салвадор выступила вперед и встала своими платформами на сырой цемент. Потом наклонилась и прижала к цементу маленькие ладони. Грауман протянул ей что-то похожее на золотую палочку. Граса написала на цементе:

Сиду,

Вива Голливуд!

С любовью,

Бразильская Бомба, София Салвадор

Толпа послушно разразилась криками восторга. Потом началась пресс-конференция – как минимум десяток репортеров желали поговорить.

– Мисс Салвадор! – выкрикнул один. – Напомните солдатам, что вам больше всего нравится в США?

– Хот-доги. Мятый кар-тоу-фий. И-и-и… конечно… мужчинос!

По толпе волной прокатился смех. Винисиус заерзал. Прозвучал второй вопрос:

– Что вы чувствуете, став частью истории Голливуда?

София прижала руку к своей расшитой блестками груди:

– Что мне сказать? Это честь, большая. Кто я? Девочка из Бразилии. А вы обнимаете меня, и я чувствую себя особенной. Очень любимой. – Голос Грасы дрогнул. Она сглотнула и добавила: – Это все, о чем я мечтала.

– София! – раздался голос из толпы журналистов. – Найдутся ли у вас слова для Бразилии?

Акцент у журналиста звучал как мой собственный, как акцент «лунных» мальчиков и прочих бразильцев, которых мы встречали в Штатах.

– Кто вы? – спросила София Салвадор, всматриваясь в толпу репортеров.

Поднялась рука. Я не увидела лица репортера. Ему, наверное, было не больше двадцати.

– Я с радио «Майринк», – прокричал он по-португальски.

– С удовольствием отвечу на ваш вопрос. – София перешла на португальский: – Мои дорогие, самые дорогие мои бразильские братья и сестры. Я говорю с вами из Китайского театра, что в Голливуде, здесь я оставила в цементе свои скромные отпечатки. Это один из самых счастливых дней в моей жизни. В эту минуту я думаю только о вас, мои оставшиеся дома поклонники и друзья, мой любимый, любимый Рио. Вы всегда в моем сердце. Храни вас Господь. Надеюсь, Он поможет мне и ребятам из «Голубой Луны» когда-нибудь – очень скоро – вернуться к вам.

Худышка склонил голову, словно молился. Маленький Ноэль кивнул.

– Вы и правда хотите вернуться в Бразилию?

– Ну разумеется! Почему бы мне туда не вернуться?

– Потому что вы стали американкой, – ответил репортер.

Улыбка Грасы исчезла.

– Мы все американцы: Северная Америка, Южная Америка.

– Почему вы позволяете американской прессе называть вас аргентинкой или мексиканкой? Стыдитесь напомнить им, что вы бразильянка?

– Конечно, нет! Я бразильянка и ею останусь. Не моя вина, что американские журналисты не знают географии.

– Значит, вы говорите, что американцы знать ничего не хотят про бразильцев, хотя мы – среди их самых крупных военных союзников? Вы утверждаете, что США не ценят ни Бразилию, ни жертвы, которые она приносит?

Граса открыла рот, но не издала ни звука. Она сделала глубокий вдох и начала снова:

– Нет. Я не это хотела сказать…

– Что вы скажете в Бразилии людям, которые объявили бойкот фильмам с вашим участием?

– Бойкот?

Репортер кивнул.

– Говорят, вы теперь гринга.

Граса перевела взгляд на Сида Граумана, но владелец театра не понимал, о чем вопрос.

Ко мне наклонился Чак Линдси, наш агент:

– Что он говорит?

– Как по-вашему, вы представляете бразильских аристократов, – продолжал репортер, – или вы и ваш бэнд, как заявляют некоторые газетные критики, – марионетки американских империалистов?

– Я… я не понимаю, о чем вы, – пролепетала Граса.

Я вдруг обнаружила, что вскочила. Люди, сидевшие рядом, оказались далеко внизу, словно я смотрела на них с высоты.

– Ах ты сукин сын! – заорала я по-португальски. – Вон отсюда!

Винисиус и ребята тоже вскочили. Худышка разминал пальцы.

– Я имею право быть здесь, – холодно сказал молодой человек с «Майринка». – Имею право задавать вопросы.

– Он ее расстроил, – прошептала я Чаку по-английски, но это и так уже было ясно. София Салвадор побледнела. Закрыла рот рукой. Защелкали вспышки. Представитель «Фокс» проводил ее со сцены.

– Куда вы, мисс Салвадор? – выкрикнул журналист из американского таблоида.

– В дамскую комнату, – ответил Грауман. – Она расчувствовалась, услышав родную речь. Женщина, сами понимаете.