— Человек всё же слаб, госпожа... Не забывай, что Сократа казнили, присудив ему самому выпить яд за ту же критику нравов...
— Но Проперций мог же поступить, как Сократ?
— Значит, не мог... Во времена Сократа жили герои, сейчас только золоту служат, «стыд о законе забыв»...
— Наверное, ты прав... — задумчиво промолвила Гонория, вспомнив, что именно так подумала сама после беседы на ночлеге со старым колоном. — Ты молодец, Хармид...
— Если судить по соломе... Может быть, и был молодец...
Я лишь солома теперь, во соломе, однако, и прежний.
Колос легко распознаешь ты; ныне ж я бедный бродяга [47] Если судить по соломе... — то есть по тому, чем человек стал в пожилом возрасте. Далее цитируются строки (214—215) из «Одиссеи» Гомера, из песни XIV.
.
Когда устраивалась в фургоне на ночь Гонория, она нечаянно задела ногу раненого, и тот, слегка пошевелившись, произнёс какие то слова. Молодая Августа и Джамна не на шутку испугались: а вдруг Радогаст начнёт бредить и выдаст их и себя?!
Ант снова что-то сказал. Если он и в самом деле бредил, то говорил, слава Богу, на своём языке.
Гонория и Джамна успокоились, да ещё гречанка Трифена сказала:
— Не бойтесь, жара у него нет и не будет. Так хорошо действуют на больного целительные мази...
И впрямь уже на следующий день ант открыл глаза, а ещё через день смог подняться. И стат заметно набирать силы.
Джамна заранее успела шепнуть, как по-новому зовут их госпожу и что она владелица нескольких инсул в Риме и ездила в Анкону на поклонение богине Изиде...
— Понятно, — протянул догадливый раб. — А греки, значит, потешники... Я, грешным делом, любил бывать на форумах и глядеть на них. Забавные люди.
— Ты только со стариком говори поменее... Он человека с первого раза насквозь видит, — предупредила Джамна.
— Да ничего, мы тоже не лыком шиты.
— Как это?
— А так... В Риме сандалии из ремней делают, у меня на родине примерно такую же обувку плетут из лыка, то есть из внутренней части коры липы. Дерево такое растёт у нас — липа... Получается самая простая обувка. Самая простая... А я не прост. Значит, не лыком шит...
Джамна засмеялась:
— Старику при случае об этом скажи. Он любит всякие премудрости... Философ, — с уважением заключила рабыня.
* * *
Обычно римские некрополи располагались вдоль дорог, там «кого пепел зарыт...», как выразился поэт Ювенал. И эти некрополи выглядят скорее произведениями архитектурного искусства. Нельзя было проехать мимо, чтобы не остановиться.
По пути из Анконы беглецы уже однажды пересекали знаменитую Фламиниеву дорогу, но тогда им и в голову бы не пришло рассматривать встретившиеся им гробницы.
Другое дело сейчас, когда на козлах фургона сидел старик философ, ко всему любопытный: он и остановил лошадей и пригласил желающих посетить обиталище мёртвых...
Компанию ему составили Джамна и сын. Радогаст хотел было пойти тоже с ними, но его остановила дочь старика.
Хармид приблизился к небольшому надгробью и прочитал:
Был я законом лишён свободы, мне, юноше, должной.
Смертью безвременной мне вольность навеки дана.
И тут вышел конфуз... Джамна перечитала сама эту эпитафию на смерть раба по имени Нарцисс, который прожил всего двадцать пять лет, и слёзы выступили у неё на глазах: столько печали и трагизма содержалось в этих строках! И так они были созвучны её судьбе, что Джамна не выдержала и заплакала. Обрела свободу, а затем снова потеряла её. Неужели только смерть даст ей, как Нарциссу, вольность навеки?
— Успокойся, моя милая... Успокойся... — гладил рукой старик по её вздрагивающему плечу. — Я вот возьму и скажу твоей госпоже, чтоб дала она тебе свободу... Хочешь?
— Нет, не надо, Хормид... Она сама обещала, — соврала девушка. — Спасибо тебе, добрый человек, ниспосланный нам богами... Век буду о тебе помнить. И о сыне твоём, и дочери, и о муже её!
— Вот что... Вы лучше приходите к нам на представление. С госпожой вместе. И с Радогастом, когда он совсем поправится...
— Непременно придём, — врала далее девушка и верила в то, что сейчас говорила.
— Отец, Джамна! — воскликнул Филострат. — Смотрите, какой усталостью веет от эпитафии другого раба...
Хармид и девушка подошли к другому надгробию. На нём вначале сообщалось, что этот человек, захороненный здесь, благополучно прошёл свой жизненный путь и соорудил себе надгробие при жизни (хотя у древних римлян это было в обычае, так как, по их представлениям, самое страшное несчастье для человека — остаться непогребённым). Далее говорилось:
Читать дальше