— А ты, как и я, из другой страны будешь?
— Из Греции, моя милая. Продали меня сюда, в Гесперию [44] Г е с п е р и я — «вечерняя страна». Так греки называли Италию.
, ещё мальчишкой. Хорошо служил хозяину, получил свободу. Верю в богиню, у которой три имени: Афродита — Урания — Анадиомена... И дети мои тоже верят в неё, зять...
— Значит, как и мы, вы тоже язычники, — снова соврала Джамна и, повысив голос, чтобы хорошо слышала Гонория, сказала: — Моя госпожа владеет в Риме несколькими инсулами...
— Нам приходилось в них жить. Крысы там бегают размером с кошку.
— Только не в моих инсулах, — поддержала игру Джамны Гонория.
— Тише, тише, — предупредила дочь старика. — Мы перевязали раненого, и он уснул... Пойдёт на поправку.
Встретились крестьянские телеги, в которые были впряжены быки; у некоторых на рогах привязано сено.
— Вишь, как бодливых отмечают... Чтоб люди не подходили к ним. Я бы чиновникам, которых нужно опасаться, ко лбу тоже что-нибудь привязывал, чтоб таких обходили. Да разве их стороной обойдёшь?!
Гонории к вечеру показалось душно в фургоне, да во сне стонал Радогаст. Попросилась наружу, и Джамна уступила ей место.
Помолчав, старик сказал:
— По имени я, госпожа, Хармид. Дочь моя Трифена, муж её Полемон, сын Филострат. Он ещё эфеб... — Увидев на лице римлянки удивление, пояснил: — По-эллински значит молодой гражданин от восемнадцати до двадцати лет. Ему девятнадцать.
— А я Дорида, — громко, чтобы тоже слышала Джамна, сказала Гонория. — Рабыню мою зовут Джамной, раба из Скифии [45] Так римляне называли родину всех восточных славян.
— Радогастом.
— Почему, милая моя, ездишь одна, без мужа?
— Нет у меня его... Вернее, был... Мы разошлись.
— О, нравы, нравы! Был, да сплыл... — улыбнулся старик. — А ты, госпожа Дорида, когда-нибудь страстно любила? — спросил Хармид без всяких обиняков.
Но Гонория восприняла этот вопрос как должное.
— Не только любила, но и люблю. У меня есть жених...
— Какой я дурак, моя милая!.. Надо было вначале всмотреться в твои глаза и разглядеть в них «любовные огоньки», можно было бы и не спрашивать.
— Но раз ты спросил, я и ответила...
— Да... И страдала, наверное?
— И страдаю...
— Я ведь тоже страстно любил их мать. — Хармид кивнул на фургон. — И сильно страдал оттого, что возлюбленная, ставшая моей женой, изменяла мне... Дети, конечно, не догадывались об этом.
— А где она сейчас?
— Я похоронил её в Сицилии. Она была родом оттуда.
— Как это печально, Хармид!
— Да, моя милая... Так же, как в элегиях поэта Проперция о своей любви к красавице Кинфии и её измене... Я хоть и грек, а хорошо знаю римских поэтов.
— Но, по словам Апулея, имя возлюбленной Проперция было Гостия...
— Проперций вначале пишет о счастье любить и победу свою над красавицей ставит выше победы принцепса [46] Проперций родился около 50 г. до н.э. и умер около 15 г. н.э. Время его жизни почти полностью совпало со временем правления Августа (43 г. до н.э. — 14 г. н.э.). Тогда Августа называли «принцепсом», титул же «император» употреблялся в более узком смысле. В период Республики принцепс — это сенатор, значившийся первым в списке сената и первым подававший голое. В сущности монархическое устройство ранней Римской империи маскировалось сохранением всех внешних атрибутов республиканского строя.
Августа над парфянами...
Эта победа моя мне ценнее парфянской победы,
Вот где трофей, где цари, где колесница моя.
— Да, но не забывай, Хармид, что Август обидел семью Проперция. Он у отца поэта отобрал в пользу ветеранов часть его земли.
— Это ничего не значит, моя милая, ведь стихи Проперция говорят о его страстной любви, а не об отношении к Августу... Хотя далее поэт в своих элегиях осуждает современное ему общество, где царит алчность и отсутствуют честь, права и добрые нравы.
— Ты имеешь в виду эти вот строки:
Ныне же храмы стоят разрушаясь, в покинутых рощах.
Всё, благочестье презрев, только лишь золото чтут.
Золотом изгнана честь, продаётся за золото право.
Золоту служит закон, стыд о законе забыв.
— Ты, моя милая, носишь на своих плечах умную головку.
Гонория громко рассмеялась; к тому же ей нравилось и забавляло обращение к ней чернобородого философа, выраженное в словах «моя милая»...
— Но потом Проперций, избавившись от душевных страданий и боли, вызванных изменой Кинфии, или Гостии, начинает безудержно хвалить Августа, особенно его победу при Акциуме...
Читать дальше