Кейт Куинн - Сеть Алисы

Прости, Финн, – всякий раз шептала я, услышав скрежет передачи. Последнее время за руль я садилась нечасто, а тут – мрак, узкие улицы, и ноги мои едва достают до педалей. Клянусь, я все оплачу, если вдруг поцарапаю твою малышку. Я сморщилась, услышав, как негодующе взвыла машина.

Водитель я неважный, но ехала быстро, и вскоре Грасс остался позади. Вот тут и началась морока. «В конце поля мимоз» – отнюдь не точный ориентир на местности, утопающей в цветах. Взошла ущербная луна, а я все еще теряла драгоценное время. В памяти возникла Эва, требующая уйти с дороги. Спокойная и собранная, она смахивала на изможденного рыцаря, готового к последней схватке и уже опустившего забрало.

У Джеймса было такое же лицо, когда последний раз я видела его живым. Оно говорило о готовности к смерти.

Господи, не дай этому случиться с Эвой! Если я потеряю и ее, я себе этого никогда не прощу .

От дороги ответвлялись подъездные аллеи к богатым виллам. Одна привела меня к дому с внушительной вывеской о продаже, другая – к семейному гнезду, где за ужином сидел целый выводок детишек. Потом на фоне темного неба я разглядела островерхую крышу еще одного дома. Сердце мое застучало. Я подъехала ближе, выбралась из машины и при лунном свете прочла витиеватую надпись на почтовом ящике: Готье .

Здесь. Вокруг ни души. Боже, сделай так, чтоб я успела вовремя , – взмолилась я и побежала к дому. Уловив сладкий аромат мимозы, я подумала, что так, наверное, пахнут волосенки младенца. Рука моя прижалась к животу, и на секунду мне стало страшно за себя, ибо пострадать могла не только я одна.

Сегодня никто не пострадает. Уж я об этом позабочусь. Как-нибудь.

Обогнув дом, я устремилась к черному ходу.

Черный ход в сельских домах обычно не запирали. Во всяком случае, в мирное время. Дом Борделона был заперт. Эва это предвидела и, поставив сумку на землю, вынула из волос две шпильки. Она еще помнила давние уроки фолкстонских курсов – ничего сложного: одна шпилька в роли фиксатора, другой осторожно манипулируешь с язычком.

Однако изуродованные пальцы слушались плохо, Эва провозилась долго. Хорошо еще, старый замок был примитивным, иначе она могла бы с ним и не справиться. Наконец раздался долгожданный щелчок; Эва выпрямилась, успокаивая дыхание. У нее только одна попытка, нельзя, чтоб скакало сердце и дрожала рука. Решив, что теперь готова, Эва достала «люгер» и, бросив сумку на пороге, вошла в дом.

В просторной кухне ни души, только дощатые столы и утварь, мерцающая в лунном свете. Эва прошла к двери в коридор, осторожно повернула ручку. Скрипнули петли, Эва замерла, прислушиваясь.

Тишина.

Стены коридора были украшены старинными картинами и канделябрами. Толстый половик заглушал шаги – вкус хозяина к роскоши был на руку его убийце. Послышалась тихая музыка. Секунду постояв, Эва свернула направо в холл. Музыка стала громче. Что-то плавное, манящее. Дебюсси , – усмехнулась Эва.

Я обомлела.

Дверь черного хода нараспашку, на земле сумка Эвы. Я в нее заглянула – пистолета нет. Значит, я опоздала.

Однако выстрелов и криков не слышно. Дом тих, как неразорвавшаяся граната.

Я уж хотела окликнуть Эву, но вовремя сообразила: этим я всполошу гада, если он еще не ведает, что ему уготовано. Вот именно – если. Может, Борделона уже ничем не всполошишь. Убит он или нет? Все во мне вопило, приказывая бежать – спасаться самой и спасать Розанчика. Но в этом гадюшнике был мой друг, и я шагнула внутрь.

Темная кухня. Дальняя дверь приоткрыта. Длинный, богато украшенный коридор. Сердце мое бухало. Тихая мелодия. Шаги? Сумрак будто пульсировал. Я пошла на звук музыки и, свернув за угол, увидала живую картину в обрамлении арочного входа.

Эва читалась силуэтом на фоне ярко освещенной комнаты, один в один соответствующей ее рассказу о той, что была в Лилле: обитые зеленым шелком стены, граммофон в углу, цветастый павлин на абажуре лампы. В белоснежной рубашке Рене склонился над открытым чемоданом, не ведая, кто стоит у него за спиной. Эва вскинула пистолет. Вмешиваться было поздно. Я замерла, оглушенная стуком своего сердца.

Никто не издал ни звука, но, видимо, змеиное чутье что-то прошипело Борделону, ибо он вдруг обернулся. Его резкое движение заставило Эву вздрогнуть и нажать собачку, еще толком не прицелившись. У меня заложило уши, пуля отрикошетила от мраморной каминной полки. Рене что-то выхватил из чемодана. На лице его не было ни удивления, ни страха, только ненависть. Они с Эвой синхронно вскинули руки. Все происходило, точно в замедленной съемке: два нацеленных «люгера», два спущенных курка, два выстрела в унисон.