Бямбын Ринчен - Заря над степью

К стойбищу Ширчин подъехал уже в сумерки. Женщины как раз доили коров. Они поспешили ему навстречу.

Цэрэн, не зная, для чего вызвали мужа в управление, была встревожена. Но при виде улыбающегося Ширчина у нее сразу отлегло от сердца.

— Меня посылают на республиканское совещание знатных скотоводов! — прокричал Ширчин и с юношеской легкостью соскочил с огромного верблюда. — Я теперь не кто-нибудь, а знатный скотовод страны! — шутил Ширчин.

Женщины заахали, принялись поздравлять его.

— Что же ты раньше ничего не говорил об этом? — спросила Цэрэн. — Не знал?

— Знать-то знал, да, признаться, не верилось, что мне выпадет такая большая честь. Вот и молчал.

— Когда едешь?

— Завтра же.

— Как так завтра? Что же ты в старом дэле, что ли, поедешь? Ведь не овец отправляешься пасти… — забеспокоилась Цэрэн.

— Нашла о чем беспокоиться. Да мы вдвоем с тобой нашему знатному скотоводу за одну ночь дэл сошьем, — пошутила Адия.

После ужина женщины уселись за шитье. Ширчин тоже всю ночь не сомкнул глаз. Радостное возбуждение и думы о предстоящей поездке не давали ему спать. Швеи сдержали свое слово — к утру дэл на меху был готов. Цэрэн достала из сундука и пришила чеканные серебряные пуговицы, дар старого кузнеца-чеканщика Эрэнтэя к празднику Ленпнмы, когда ей в первый раз остригли волосы.

Едва занялась заря, Ширчин уже напился чаю и стал собираться в дорогу. Широко улыбаясь, он надел новый дэл. Он был теплый, нарядный, красиво оторочен черным бархатом и к тому же приятно пах дымком аргала. Обулся он в новые узорчатые гутулы. Эти гутулы он надевал только по большим праздникам — в праздник весны и на Надом. Цэрэн подала ему новый лисий треух с синим шелковым верхом и нарядную волчью доху.

Ширчип попрощался с женой, с соседями, опустил своего верблюда на колени, уложил ему на спину переметную ковровую суму, хранившуюся у него еще со времен похода на Кобдо, и сел на верблюда.

Огромное животное послушно поднялось на ноги. В знак пожелания счастливого пути Цэрэн брызнула на дорогу молоком. Долго-долго глядела она вслед мужу.

Дорога из аймака вывела на гудронированное шоссе, по которому катился поток машин. Обгоняя тяжело груженные машины с товарами, идущие в Улан-Батор из Советского Союза, водитель заметил Ширчину, сидевшему с ним рядом:

— Машины движутся по шоссе круглые сутки. Смотрите, сколько машин в Улан-Батор идет. Несмотря на войну, Советский Союз снабжает нас безотказно.

Навстречу потоку, катившемуся в глубь страны, шел другой поток. Доверху груженные трех- и пятитонные грузовики везли шерсть, кожу, туши кабанов и антилоп и еще какие-то грузы, покрытые брезентом.

Водитель кивнул:

— А это от нас в Советский Союз идет. Тут, наверное, везут и наши подарки фронтовикам.

Показался Улан-Батор. Шофер снова заговорил:

— Вот и город. Я не знаю, какой была старая Урга, но Улан-Батор изменяется не по дням, а по часам. Если вам приходилось здесь раньше бывать, вы его не узнаете.

Ширчин с волнением всматривался в знакомый и в то же время неузнаваемо новый город. Вот на этой горной террасе летом второго года правления богдо-хана стояла одинокая юрта. И древняя старушка брызгала молоком вслед воинам Дамдинсурэна и Максарджаба, уходившим на штурм Кобдо. Сейчас здесь пролегла благоустроенная городская улица.

Зеленый дворец богдо-хана обступили новые здания. А казармы его гвардии исчезли, точно их здесь никогда и не было. Шофер прав — город не узнать.

Задрав голову вверх, Ширчин с удивлением рассматривал огромный дом в четыре этажа. Что это такое? Средняя школа? А здесь когда-то находилось подворье князя Дархан-вана — окруженные оградой глинобитные постройки. Зато ворота были великолепные, шатровые.

Рядом со школой стоит еще какой-то дом. И сад при нем. А дальше, на углу улицы, которой раньше и вовсе не было, высится трехэтажное здание. А там еще и еще.

Урга, какой ее знал Ширчин, состояла из отдельных жилых островков, разделенных заросшими бурьяном пустырями. Все это исчезло бесследно.

Вот разве что этот китаец-извозчик немного напоминает о старой Урге. В такой коляске раньше выезжали только нойоны. Но в этой сидели совсем не нойоны, а миловидная девушка в шелковой шубке на барашковом меху, рядом с ней — цирик. И еще какая-то старушка в лисьей шапке.