Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Пусть сбудутся ваши добрые пожелания, — с воодушевлением произнес старый скотовод.

Батбаяр возвращался домой, преисполненный радости. Он был очень доволен встречей с русскими. Но, как говорится, где день, там и ночь. За дурными вестями и скакун не угонится. Уже в соседнем кочевье Батбаяра настигла страшная весть о том, что сын его отдан в жертву ради спасения жизни нойона. Батбаяр повстречал в пути солдата Балдапа, который подробно рассказал ему о злоключениях Насанбата и о его смелости. Старик немного успокоился, но грустные думы не покидали его всю дорогу. «Плохо, ой, как плохо! Народ томится под гнетом лам, нойонов, чиновников и торговцев, он бесправен, как раб. Что будет, что будет? Сказать небу — оно далеко, сказать земле — она глуха. Когда же взойдет солнце и для нас, простых аратов, что кочуют в поисках счастья по безлюдным степям и зиму и лето — круглый год?»

Батбаяр ехал и все время думал о том, как было бы хорошо, если бы сбылись пожелания русского ученого. Незаметно он миновал последний перевал. Отсюда уже была видна его юрта. Здесь он спешился, по привычке положил на обо несколько волос из конской гривы, достал трубку, с которой не разлучался ни в горе, ни в радости, и, задумавшись, поднес ее ко рту.

«Не приснился ли мне этот счастливый день, когда я вошел в юрту русского ученого, и не тяжелый ли сон — сегодняшний день, который наполнил мое сердце печалью?»

Джамба охотился в живописных горах Арцохиот, когда увидел вдали трех всадников. За ними медленно брел запряженный верблюд. Джамба присмотрелся и узнал, что это те самые путешественники, которые интересуются древними развалинами. По одежде можно было определить, что двое из них русские, а третий монгол. Джамба направился к ним. Когда он подъехал ближе, его опытный глаз сразу заметил, что верблюд и лошади устали, видно, прошли по каменистой дороге немало.

— Здравствуйте, благополучен ли ваш путь? — приветствовал Джамба почтенного вида русского старика, бедно одетого монгола-ламу и еще одного русского, который оказался переводчиком.

— Благодарствуем, а как вы?

Русский старик что-то сказал переводчику, и тот, обратившись к Джамбе, спросил:

— Наш начальник интересуется, как ближе проехать к ставке Сайн-нойон-хана.

— Если вы будете держать путь по этому ущелью, то сегодня к вечеру доберетесь до ханского хурана. Но я вижу, ваши лошади и верблюд притомились и, наверно, не дойдут туда до восхода солнца. Сейчас в хуране гостит Ламын-гэгэн. Завтра хан провожает его, — ответил словоохотливый Джамба, с любопытством разглядывая путников.

— Как фамилия вашего начальника? — наконец спросил он переводчика.

— Ядринцев.

— А тебя как зовут?

— Федор.

Из дальнейшего разговора он узнал, что встретился с одной из групп большой русской экспедиции, прибывшей в Хара-балгасун.

— Вот диво! — воскликнул Джамба. — Едете по важным делам, а вид у вас как у бедных богомольцев! Наши чиновники и начальники так не ездят. У нас есть поговорка: на смирного бога и собака лает. Самый последний писарь китайской фирмы ездит у нас с несколькими проводниками и ямщиками. В пути его кормят жирной бараниной, дают добрых коней, хорошее жилье для ночевки. Знают: путь что не так — побьет. А вы собрались в дальний путь и так худо снаряжены! Если вы даже будете требовать, кто даст вам хороших коней, кто вас послушается?

— Что говорит этот человек? — спросил переводчика Ядринцев и, узнав, о чем идет речь, вмешался в разговор.

— Мы не чиновники и не писари китайских фирм, мы ученые, — сказал он, — и мы не станем ни заискивать перед нойонами и начальниками, ни притеснять местных жителей. Нам не надо, чтобы нас потчевали, как высшую знать.

Джамба смутился от слов русского. Он думал, что ученым по званию положено приказывать да глумиться над простым людом.

Продвигаясь по еле заметной тропе, которую различали лишь зоркие глаза охотника Джамбы, путники въехали в узкое ущелье, где дорожка, извиваясь змеей, петляла между большими валунами. Скалы, теснины, покрытые ковром из мхов и лишайников, порой подходили друг к другу так близко, что пенящаяся Онгин-гол с трудом пробивала себе путь. Чуть приметная тропка вилась и по самому краю скалы, нависшей над бурной речкой.

К вечеру, обогнув еще одну гору, они долго ехали темным сырым ущельем, и наконец им открылась просторная широкая долина, где мирно стояли юрты, пестрели стада овец и коров.