Бямбын Ринчен - Заря над степью

Делами Монголии должно управлять Временное народное правительство. Русские белогвардейцы должны быть изгнаны из пределов нашей страны в кратчайший срок, тем самым мы освободим ее от произвола белогвардейских банд.

Временное монгольское народное правительство в свое время созовет представителей всего монгольского народа, откроет Великий Хуралдан, поставит на его обсуждение все важные национальные проблемы и подготовит образование постоянного правительства независимого монгольского народного государства. О чем и доводится до сведения всего народа.

Ширчип с удовлетворением прочитал манифест, потом снова расстелил платок, осторожно завернул в него документ и убрал за пазуху. Независимое народное монгольское государство. Слов совсем мало, но они выражают все мечты и помыслы простого скотовода, который, сражаясь в рядах народной армии, страстно желал увидеть в монгольском государстве полноправную счастливую жизнь.

— Независимое народное монгольское государство… — повторял про себя Ширчин слова манифеста, запавшие в сердце. Он нащупал бумагу, которая лежала у самого сердца и, казалось, согревала его. Пока Ширчин читал манифест, верблюд свернул с дороги и стал щипать траву. Любимец Цэрэн, большой сильный верблюд, теперь ровным, мерным шагом шел по направлению к дому. Ширчин думал о том, как обрадуются друзья, когда он сообщит им радостную весть о манифесте.

Солнце клонилось к западу. Вдруг у небольшого пригорка Ширчин заметил на снегу обрывки дола, шапку, гутулы. На земле краснели пятна крови, а за пригорком он увидел человеческую голову. Ширчин понял, что кровь на снегу — следы убийства. Впрочем, гаминов давно уже нет в округе. Может, это прошли белые русские. Что же здесь произошло? Ширчин повернул верблюда, чтобы подъехать поближе, и вдруг остановил животное. Он пристально смотрел на лежавшую на снегу голову. То была голова старшего сына бедной Тансаг, Чоймбола, ее главной опоры и надежды. Наголо остриженная голова мальчика была вся в засохших струпьях и шишках от жестоких побоев изверга-ламы. На левой щеке и темени виднелись кровавые полосы. Один глаз заплыл от кровоподтека, другой был открыт и, выкатившись, с ужасом смотрел ввысь, в синее небо. Рот был широко открыт, на губах настыла кровавая пена. Нижняя губа запеклась, была вся искусана, видимо, он боролся на жизнь и, наверное, звал мать.

У Ширчина замерло сердце и все похолодело внутри, когда он смотрел на голову несчастного мальчика. Он не мог отвести глаз от этой ужасной картины. Много всякого повидал он на войне, но ничего похожего до сих нор ему видеть не доводилось.

Все, что увидел Ширчин на снегу, было следами расправы степных хищников с маленьким послушником.

Внимательно осмотрев следы на снегу, Ширчин понял, что мальчик бежал от волка, но в тяжелых гутулах, видимо, увяз в снегу, и тут его настигла смерть.

Звери догнали Чоймбола на пригорке и, налетев на него, повалили навзничь.

Печальный отъезжал Ширчин от места гибели бедного мальчика. Он думал, как сообщить Тансаг скорбную весть. Ведь это все равно, что влить человеку ледяную воду в уши. Вечером он приехал к Тансаг. Отвечая на ее приветствия, он не смел поднять на нее глаз. Бормотал что-то невнятное. Малыши бросились к гостю, он дал им сладостей. Тансаг заметила, что Ширчин чем-то опечален и сердцем почувствовала, что тот приехал с недобрыми вестями. У нее защемило в груди. Что же это за новость, если он не решается сообщить ее. Уж не случилось ли чего с ее первенцем, которого она отдала в монастырь, чтобы он стал ламой, как это было принято в Монголии с тех пор, как распространилась желтая религия Дзонхавы. Ширчин не хотел начинать разговор при детях, и так как обманывать он не умел, а правду сказать не решался, то он объявил встревоженной матери:

— Я не сумел повидаться с Чоймболом. У ламы спросил, говорит, все в порядке.

После ужина Ширчин, видя, как печально лицо Тансаг, не отважился ранить сердце матери горькой вестью и лишать ее сна. "Завтра скажу", — решил он и, дав попять, что очень устал в дороге, лег пораньше спать.

Утром, когда Тайсаг переливала из котла в кувшин чай, а дети еще спали, Ширчин решился сообщить ей скорбную весть. Не глядя на Тансаг, откашлявшись, он проговорил:

— Чоймбол сбежал от ламы. Домой хотел вернуться, да случилось несчастье — степные волки… — Тансаг, собиравшаяся поставить перед Ширчином кувшин с чаем, опустила его на пол, точно он вдруг стал непосильно тяжел. Она смотрела на Ширчина расширенными глазами, потом молча опустилась на пол и, едва шевеля дрожащими губами, прошептала: