Бямбын Ринчен - Заря над степью

Вдруг старик начал громким гнусавым голосом читать молитву, хвалу основателю желтой религии [40] Желтая религия — ламаизм, основателем которого в Монголии считался глава секты желтошапочников реформатор Дзонхава (1357–1410). Дзонхаве. Затем Насанбат услышал чьи-то шаги.

Обряд изгнания к духам подходил к кульминации. Тревожный, словно плач, звук трубы, сделанной из большой берцовой кости, удары огромного барабана, расписанного пестрыми разводами, раздававшийся время от времени протяжный звук раковины заглушали голоса лам, которые читали священные книги, надев специально для этого ритуальные шелковые одежды.

Но вот подошло время гадания.

Показывая Насаноату, как нужно бросать кубик, рябой тибетец бросил небольшой кубик и, растопырив пальцы, показал, что выпало пять очков. Насанбат, одетый в вывернутую мехом наружу козью шубу, с размалеванным белой и черной краской лицом, держал в руке пушистый хвост яка. Он начал гадать на большом, грубо раскрашенном деревянном кубике, на каждой грани которого стояло по одному очку. Трижды бросал он этот кубик, и трижды выпадало одно очко. Тогда юноша, словно рассердившись, с силой бросил его оземь, кубик отскочил и ударил в грудь тибетского астролога. Раздался испуганный крик. Исступленно завыли трубы, загрохотали литавры, барабаны. Низким басом угрожающе взревела трехметровая медная труба, заглушив все другие звуки, и тотчас человек, который как дзолик изгонялся к духам, бросился бежать на юго-восток, туда, где из промасленной сухой травы и тонких сухих жердей была сложена пирамида.

Ламы последовали за ним. Как только ламы, что несли портрет князя и «сор», приблизились к пирамиде, астролог дрожащими коричневыми руками взял «сор» и закружился в танце. Полы его одежды развевались, и казалось, что это машет крыльями огромная птица. А жуткий череп будто хохотал скаля зубы и зияя глубокими кроваво-красными глазницами, и чудилось, что над степью мечется гигантская летучая мышь с черепом в пасти. Приблизившись к костру, тибетец сделал несколько заключительных прыжков и наконец бросил «сор» в подожженную пылающую пирамиду. В тот же миг прогремел залп из винтовок, берданок и кремневок. Затем астролог поднял рог заклятий с развевающимся черным хадаком, прочитал молитву, отгоняющую демонов и духов смерти, и трижды взмахнул рогом. Все, кто сопровождал «сор», направились обратно. Обряд жертвоприношения был закончен. Духи смерти, которые пришли за душой нойона, получили выкуп.

Вечером следующего дня Насанбат, солдат Балдан и Самданбазар, прихватив запасных коней, удалились по направлению к Тибету.

Через два дня к заходу солнца они добрались до границы соседнего хошуна. Тут путники остановились, и Самданбазар, передавая солдату запасного коня, сказал:

— Я провожу этого человека за перевал. На перевале я прочту молитву и окроплю дорогу молоком и благословлю юношу в путь, а ты дай отдохнуть коням и подожди меня здесь.

Выслушав тибетца, старый Балдан обратился к Насанбату:

— Я тоже хотел бы искупить свои грехи. Но у меня, бедного человека, нет ни золота, ни серебра. Только конь, ружье, да и те казенные. Дэл мой тебе не нужен. Я подарю тебе кнут. Не обижайся за скромный подарок. Хороший кнут в дороге — для мужчины оружие. А этим кнутом я убивал волков. Будь осторожен в путы, сынок. Береженого судьба бережет, говорят люди! — И старик, незаметно подмигнув юноше, низко поклонился. Взяв кнут из рук солдата, Насанбат почувствовал, что рукоятка его необычайно тяжела. Он догадался, что внутри залит свинец. Насанбат тепло попрощался со старым солдатом.

Всадники тронули коней и вскоре поднялись на перевал. Тибетец подъехал к обо — пирамиде из камней, возле которой путники, по обычаю, останавливаются, чтобы совершить приношение духам, и начал читать молитву и брызгать вокруг молоком. А Насанбат жадно устремил свой взгляд на северо-запад. Он увидел желтую холмистую степь, ярко освещенную косыми лучами заходящего солнца. Ее перерезала гора, подернутая вдали голубой дымкой. Насанбат знал: за этой горой снова тянется степь, за ней — опять гора, а за той горой раскинулась такая ширь, которой и конца нет. «Где-то там мое родное кочевье», — подумал юноша. Эта мысль заставила сжаться его сердце. Он вдруг остро почувствовал аромат стенных трав и цветов, привычный запах горящего аргала. «Уж не ветер ли принес сюда запахи родного кочевья?» — подумалось ему. В это мгновение он услышал за спиной шорох — кто-то осторожно подкрадывался сзади. Насанбат обернулся — перед ним стоял тибетец. На широком лице застыла холодная улыбка. Юноша вспомнил предупреждение доброго старика Балдана и насторожился.