Николай Богданов - Великие дни. Рассказы о революции

— Какой это?

— Да вот этот, пивоваровский! Вон, бери своего хозяина!

Пивоваров вышел сам не свой, на Гришку и не посмотрел. Подошел к линейке и не садится, а стоит и смотрит куда-то, руку положил на крыло и пальцами постукивает. Гришка сидит на линейке, ожидает.

Хозяин вздохнул и полез-таки на линейку. Поехали.

— Что в городе?

— А что в городе?

— Не понимаешь, что ли?

— Да и не понимаю…

— Казаки в городе?

— Большое дело — казаки! Пока в городе.

— Как это ты разговариваешь?

Гришка опустил глаза, потрогал кнутовищем сапог, промолчал.

— Большевики, говорят, приезжают.

— А что ж?

— "Что ж, что ж"! Погоняй, чего плетешься!

Гришка ничего не сказал и погонять не стал. Куда там погонять? Все равно ямы.

Так и ехали молча до самого моста. А только вздернулись на мост, как оглушительно гакнуло сзади и пошло громом по свету.

Пивоваров ухватил Тришку за плечи:

— Что такое? Господи!

Гришка не успел ответить: оглушительно зазвенело впереди и вспыхнуло в небе белым облачком. Хозяин соскочил с линейки и смотрит на Гришку, а губы дрожат. И жеребец дрожит, ткнулся мордой в перила.

— Гриша! Что такое?

А всмотрелся в Гришу, еще больше испугался: в серых глазах Гришки не отражается сейчас небо, они холодно смотрят на хозяина и улыбаются без шутки:

— Приехали, хозяин!

— Куда приехали? — в суматохе оглянулся Пивоваров.

— К нам, в город, большевики приехали!

И в подтверждение этих слов снова взорвался мир, и снова белым облачком резкий звон разошелся над городом.

Пивоваров бросился к линейке, споткнулся, на четвереньках взлез на сиденье.

— Гони! Гриша, гони! Господи!

Взволнованный жеребец загремел по мосту.

— Да куда ж мы едем? На смерть, что ли? Сворачивай сюда! Сворачивай в этот двор…

Гришка потянул правую, линейка чуть не опрокинулась. Круто скатились с замостья и влетели в безворотный двор. В дверях хаты стоял мужик, и возле него бабка крестилась часто.

— Трехдюймовкой бьют…

— Я у вас подожду.

— Ну, а как же!

По дороге два солдата. Они быстро шли под плетнями и всматривались вперед. Гришка выбежал из двора.

— Куда ты, черт! — закричал Пивоваров.

Гришка глянул: под плетнями шли все двадцать; у каждого винтовка, а у некоторых и две.

— Власов!

— А! Любопытный! Возьми вон у него!

— Кого?

— Кого, дурень! Кого! Пуки-туки возьми!

— Да ну?! — Гришка присел. Может быть, от удивления, может быть, для того, чтобы лучше прыгнуть к винтовке.

— Ты что, сдурел?

— Дай ему, дай! Свой человек.

Гришка ухватил винтовку, сжал в руках перед собой. Его глаза теперь пылали серым, но страшно горячим огнем.

— Власов, а где большевики?

— Ну и глупый ты парень, просто непостижимо! Где большевики! Да ты ж и есть большевик, дурья твоя башка. Да довольно тебе болтать, в бой идем!

Гришка только один раз ошеломленно хлопнул глазами и взял винтовку в правую руку, как и все.

— Гришка! Куда ж ты, сукин сын! Куда?

Гришка оглянулся. Как это он забыл про хозяина?

— Илья Иваныч! Да ты ж и есть самый буржуй!

Но Власов в этот момент треснул его между лопатками:

— Долго я тебя учить буду? Баран деревенский! Вперед!

Гришка громко и радостно вздохнул и… пошел вперед.

1937

Этот рассказ услышал я в условиях несколько необычных — в пионерском лагере Крыма. Санаторий, где я лечился, направил в порядке шефства группу товарищей для проведения беседы у костра. Я был в этой группе. Я только прибыл в санаторий и никого из товарищей не знал.

Нас встретило суетливое движение ребячьего городка, аплодисменты той особой звонкости, которую дают детские ладони. И мы у костра. Рыжий огонь прыгает перед нами, опаляет нам щеки, от него жарко глазам, совсем темной кажется крымская ночь, и горы нельзя отличить. Мы не знали, о чем вести беседу… Мы сидели перед ребятами, они открыто разглядывали нас, это было приятно и несколько смущало.

Потом кто-то из ребят спросил:

— Откуда у тебя этот шрам? — Он обратился к одному из наших больных, к молодому парню с рассеченной щекой, — шрам подбегал к голубовато-серому спокойному глазу его и останавливался перед ним как бы в нерешительности.

— Это меня казак ударил шашкой, — не сразу ответил парень.

Ребята сосредоточили разнообразные — и серьезные и требовательные — взгляды на нем.