Александр Черницкий - Загадка Алатырь-камня

Исчезновение очередной красавицы влекло за собой исчерпание целой череды конфликтов между воинами за обладание ею. Уж что-что, а внутренние раздоры из-за женщин небольшому народу были ни к чему.

Даже под прозрачной небесной голубизной.

Глава 5. Первые гунны Земли

Отныне развеселые гулянки после трудового дня стали традиционными. Незамужние эрзянки (на зависть замужним) ходили разнаряженные по-праздничному, а неженатые хунну (на зависть женатым) гарцевали на своих мохнатых лошадках с видом женихов. С наступлением темноты по деревне тут и там прогуливались парочки, и летние лунные ночи словно освящали будущие союзы местных финно-угров и пришлых прототюрков.

Пример показали всем дочь предводителя хунну Джоха и племянник главы рода Латкай. На глазах у всех, взявшись за руки, они появлялись то тут, то там в самых укромных окрестностях Долины Ручьев, а с темнотой так и норовили прижаться друг к другу потеснее в уголке среди деревьев. Вдрызг растерзанный желанием Латкай испытывал танталовы муки и пытался залезть жадными до ласки руками туда, куда во все времена разрешает проникнуть только женщина. В данном случае подросток Джоха была непреклонна:

– Сначала свадебные обряды!

– А какие обряды будем играть – по-вашему или по-нашему? – наивно спрашивал племянник местного каназора.

Пальцы его между тем продолжали свое интимное и очень хлопотное дело.

– И по-вашему, и по-нашему, мало никому не покажется, – отвечала дочка шаньюя, решительно убирая с себя шаловливые мужские ручонки.

Всей молодежи деревни крупно повезло, что именно представители племенной знати, двадцатипятилетний Латкай и четырнадцатилетняя Джоха, первыми сыграли свадьбу. Разница в возрасте была что надо: в ту пору считалось нормой, когда муж оказывался старше жены лет этак на десять-пятнадцать. Сей мудрый порядок резко снижал тягу слишком юного супруга к молоденьким девчонкам и тем самым цементировал семьи.

В наши-то дни супруги-ровесники сплошь да рядом разводятся лишь потому, что женщина после серии родов уже утратила форму, а муж пребывает еще в самом соку и не пропускает ни одной юбки.

Свадебные обряды действительно устроили «и по вашему, и по-нашему»: как в честь великого Голубого Неба (или Солнечного Света) прототюрков Тенгри, так и в честь великого верховного бога эрзи, которого называли Нитке. Уж очень Джохе хотелось выбраться из-под плотного пригляда отца; уж очень рукоблуду Латкаю хотелось познать наконец женщину.

Их пример вызвал в будущем Атяшеве настоящий бум – прокатилась волна свадеб: будто сработал некий тайный детонатор. То-то появилось работы у шаманов с обеих сторон, и особенно выбивался из сил, конечно же, одноногий Радай! Казалось, вопли и завывания камланий докатывались в теплом летнем вечере аж до самого впадения реки Алатырь в Суру (правый приток Волги), что с точки зрения физики звука было, конечно, совершенно невозможно.

Первым вслед за другом Латкаем бросился в омут брака веснушчатый Мельцет: привел в отцовский сруб шуструю скуластую девицу с широкими мужскими плечами, с по-кавалерийски кривыми ногами и поющим именем Бендзея. Пахло от этой кареглазой девушки точно так, как ото всех прочих хунну – никогда не мытым телом и нестиранной одеждой, то бишь кожаными штанами и кокетливо приталенной меховой курткой.

Нет, пришельцы не были принципиальными грязнулями; просто в степях да полупустынях люди и животные экономно пьют воду, а не разбазаривают драгоценную влагу попусту, – на мытье.

Самое удивительное, что вечные, как считалось, холостяки Парамза и Нуят мигом «обневестились», да и поженились, став наконец азурами – главами семей. Не менее удивительным было то, что подруги их сердец оказались одними из самых красивых на воображаемом скуласто-узкоглазом подиуме. Почему?

Дело в том, что у Парамзы с Нуятом и их избранницами отсутствовал языковой барьер: вот когда пригодились два года, проведенные в хуннском плену! К узким карим щелочкам глаз и широченным желтым скулам толмачи также успели в свое время привыкнуть.

Вдобавок прочие пары объяснялись знаками, что, согласитесь, весьма неудобно, особенно в пору налаживания домашнего хозяйства. Да и на брачной, накрытой мехом циновке принять нужную диспозицию куда лучше при помощи слов, чем жестами в гробовом молчании. Тем паче, что одни и те же жесты у хунну и у эрзи часто означали абсолютно разные, порой прямо противоположные вещи.