Винцас Миколайтис-Путинас - Повстанцы

— Правду ли говорят? — повторили парии тот же вопрос.

— Правду, — подтвердили Бальсис с Пранайтисом. — Манифест нам читали. Нет больше крепостного ярма!

Со вторых саней спрыгнули трое и с криками подбежали к дровням.

— Скидывай дрова в канаву! Нет больше панщины! Пусть померзнут паны! Погрелись нашим потом!

Теперь уже встрепенулись и дровосеки:

— И верно, ребята! Намучили нас с этой дьявольской панщиной!.. В канаву дрова!

Все обступили дровни, нажали сбоку, уперлись плечами — и дрова полетели в ров.

Весельчаки, усевшись в сани, подхлестнули лошадей, а дровосеки поспешили в свою деревню с необычайной вестью.

Бальсис с Пранайтисом тоже подстегнули свою гнедую — ведь быстро надвигался вечер. Привезут и они багинским крепостным радостную новость.

Из всех деревень поместья Багинай самой обширной была Шиленай. Больше чем на версту протянулись с обеих сторон дороги усадьбы с постройками, огородами, садиками и деревьями. По строениям, в большинстве уже покосившимся, по обомшелым кровлям, по высоким придорожным липам, ракитам и яворам всякий мог судить: старинная это деревня. Шиленские старожилы говаривали, что и отцы их не помнили, когда возник здесь поселок. В прежние времена деревня Шиленай была, правда, поменьше. Дед нынешнего багинского пана переселил откуда-то несколько новых хозяев, которых выиграл в карты у соседа, да еще кое-кому из местных примаков отрезал полволока. Пришельцы вскоре вошли в жизнь села с его нуждами и обычаями, и теперь никто уже не ведает, откуда они родом.

Одними бедами и заботами жили шиленские пахари, влачили одинаковое крепостное бремя, понукаемые плетками и розгами помещичьих управителей, приказчиков и кнутобонцев, а все же каждый был иным, чем его сосед; встречались и такие, что ярко выделялись из серой деревенской толпы.

Если с сурвилишкской дороги свернуть в деревню, по правую руку стоит усадьба Галинисов. Она ничем не примечательна, разве что огромной придорожной старой, уже загнившей липой. Галинис охотно бы ее срубил — липа своей тенью мешает свету проникать в избу, весной долго держит изморозь и заслоняет несколько огородных грядок. Но липа — украшение деревни. Когда приближаешься сюда со стороны Сурвилишкиса, первым долгом видишь ее. Подойдешь к ней, уловишь запах деревни — и почувствуешь себя дома. Летом липа зацветает, и на ней день-деньской гудят пчелы, пахнет медом. Сам Галинис в садике и на огороде держит до десяти ульев. Есть в деревне и другие липы, но куда им до Галинисовой. Как же свалить такое дерево!

Галинис еще сравнительно молод, лет сорока. Схоронил отца, женился, двое детей померли, а троих воспитывает. Старшенькому Пранукасу десятый год, может пасти скот под началом у скерджюса — старшего пастуха. Галинис держит надел, поэтому должен нанимать батрака и работницу, чтобы отработать барщину и управиться на своей пашне. Наемные работники в округе дешевы — урожай тут чаще всего плохой, а людей для поместья Багинай достаточно.

Ближайший сосед Галиниса на той же стороне улицы — Повилас Даубарас, один из самых крепких хозяев в Шиленай. Ему седьмой десяток, но это еще ядреный старик. Высокий, сухощавый, плечистый, немного сутулый, седой, выделяется он внушительной осанкой, крупным, костлявым лицом с обвисшими усами и добрыми синими глазами. В работе нисколько не уступает молодым. Это хозяин усердный и расчетливый, но справедливый. Никто не скажет, чтобы он кого-нибудь обидел. Наоборот, кто к нему ни обратится — для всякого не поскупится на доброе слово, а иногда и делом поможет. Даубарас владеет волоком — полным наделом, но батрака не держит. Лет десять назад схоронил жену, воспитал трех дочек. Двух выдал замуж в соседние села, а к третьей взял в примаки Микнюса — неповоротливого, но работящего человека. Все дела по хозяйству ведет сам Даубарас, а зять исполняет барщину и повинности в имении, но нисколько этим не тяготится, чувствуя себя за плечами тестя, как за каменной стеной. Зато Микнювене в доме полная хозяйка. Растит двух сыновей — одного пяти, другого трех годков — и ждет третьего. Для работ по хозяйству и для барщины нанимает батрачку.

Навряд ли, впрочем, управилась бы она даже вместе с наемной работницей, если бы не старуха Пемпене. Не любит Микнювене старуху, но что поделать, если отец упрямо покровительствует этой ведьме. А с другой стороны, Пемпене — баба усердная и сметливая, поэтому Микнювене постепенно с ней свыклась и уже не заводила свар с отцом, когда тот звал эту глазастую что-нибудь сделать или в чем пособить.