Юрий Качаев - ...И гневается океан [Историческая повесть]

— Quien es? [74] Кто вы? ( исп .). — спросил он.

Давыдов ответил по-французски, но тут же увидел, что его не поняли. На помощь пришел Лангсдорф. Он попытался заговорить по-английски, по-немецки, по-португальски, однако безуспешно: ни одного из этих языков испанец не знал. И вдруг за его спиной Лангсдорф увидел старого человека в сутане. Оставалось использовать последнее средство, и натуралист обратился к монаху на мертвом языке:

— Habitationes nostras in regione ad septentrionem tenemus, quae appelata Russia est. Hic cum amici venemus [75] Мы живем в стране, называемой Россия, далеко на севере. Мы пришли как друзья ( латин .). .

Монах кивнул и перевел слова Лангсдорфа молодому испанцу. Обрадованный натуралист, познания которого в латыни за последние десять лет весьма оскудели, с грехом пополам объяснил далее, что после долгого путешествия он и его друзья страдают от голода и болезней и что на борту корабля находится господин Резанов, очень важная персона при дворе русского императора.

По тому, как переглянулись испанцы, Лангсдорф понял, что имя Резанова им знакомо.

— Это дон Луис Аргуэлло, его отец комендант крепости, — сказал монах, указывая на юношу. — А меня зовут падре Хозе Уриа.

Тут дон Луис произнес целую речь, которую падре перевел следующим образом: «Наш губернатор дон Аррилага получил сведения, что из России идут два больших корабля. Об этом сообщил в Мадрид испанский посланник при русском дворе. Правительство указало губернатору встретить русских мореплавателей с честью, паче чаяния они зайдут в испанский порт, и оказать им всевозможную помощь. Но с тех пор прошло три года, и вот вместо двух кораблей появляется один. Что вы на это скажете?»

— Мы инспектировали владения, принадлежащие русской короне, — ответил Лангсдорф, — а это заняло много времени. Все остальное расскажет вам господин посланник. Надеюсь, вы разрешите ему сойти на землю?

— Ну конечно! — с жаром воскликнул дон Луис. — Передайте сеньору Резанову, что я приглашаю его к завтраку и немедленно пошлю за лошадьми.

Лангсдорфу было понятно волнение юноши. Должно быть, он отчаянно скучал в этом захолустье и сейчас боялся, как бы гости не повернули обратно. За последние десять лет в Сан-Франциско не заходил ни один корабль.

Давыдов поехал за Резановым. Выслушав мичмана, Николай Петрович обрадовался, но его немного насторожило неожиданное радушие испанцев.

«Уж не ловушка ли? — размышлял он, надевая мундир. — А вдруг мальчишка не советовался с отцом? Впрочем, ехать все равно надо».

Одевшись, Николай Петрович взглянул на себя в зеркало и остался доволен: мундир из-за теперешней худобы сидел чуть мешковато, зато лицо и в особенности глаза казались совсем молодыми.

«Странно, но пост пошел вам на пользу, милостивый государь», — с усмешкой подумал Резанов.

На берегу их ждали оседланные лошади. Дон Луис, сияя улыбкой, приветствовал conde Resanov [76] Граф Резанов. ( исп .). с такой радостью, будто они были давнишними друзьями.

Ехать верхом Николай Петрович отказался: ему хотелось наконец-то ощутить под ногами твердую землю, а не зыбкие доски палубы.

Дон Луис был приятно поражен, когда его знатный гость свободно, хотя и с некоторыми неправильностями, заговорил по-испански. Дорогой юноша успел сообщить Резанову, что их семья едва ли не единственная староиспанская во всей Калифорнии, что он временно исполняет обязанности коменданта, так как отец уехал в Монтерей [77] Монтерей — столица Калифорнии. к губернатору, что у него есть две красавицы сестры, а одна из них, Мария Кончита, даже говорит по-французски.

В крепость, обнесенную невысоким земляным валом, они вошли через единственные ворота. Стоявшие у входа взяли на караул.

Посреди крепости была площадь для военных маршировок — пласа, залитая белым солнцем. Ее окружали длинные глинобитные строения, очевидно казармы. Дом коменданта с открытой верандой на плоской крыше глядел окнами в сад. Окна, узкие и незастекленные, походили на амбразуры, и в них шелестели лакированными листьями ветки лавра.

В просторной комнате, куда дон Луис привел гостей, вдоль стен стояли кресла и диваны, обитые красной сухой кожей. На большом дубовом столе высилась резная фигура распятого Христа, перед которой трепетал бесцветный лепесток свечи. Возле камина ладной горкой были сложены дрова, и от них пахло сосновой корой.

Дон Луис, извинившись, вышел и через минуту вернулся с полной осанистой женщиной в кружевной мантилье. За нею толпились дети.