Николай Пахомов - Первый генералиссимус России [Proza.ry]

Родившись, мысль уже не давала покоя. «Точно придется писать, — решил серьезно и окончательно. — Но сначала отправим депешу государю».

Депеша была отправлена, однако ответ на нее последовал только после прибытия Петра Алексеевича. Ему пришлось прервать поездку по странам Европы и срочно вернуться в Россию.

Нарушение царем прежних своих планов добра никому не сулило. Понимая это, Шеин еще до прибытия государя из-за заграницы, передав дела по строительству Таганрога своим помощникам, срочно вернулся в Москву.

«Лучше самому государя встретить, чем он за мной пришлет да на рандеву позовет, — решил главный генерал. — И вообще «семь бед — один ответ». А от ответа перед государем не убежишь, не спрячешься».

26 августа в Преображенском, куда прибыл Петр Алексеевич, минуя Москву, был объявлен прием. И родовитым и простолюдинам.

— Наверное, благодарности ждешь? — встретил ухмылкой Федор Ромодановский Шеина, спешащего в парадной одежде, а потому несколько запыхавшегося, на встречу с царем.

— Жду с государем встречи, — был дипломатичен тот, не желая конфликтовать перед аудиенцией с кем бы то ни было. — А уж что выпадет, то и приемлю…

— Я — тоже… жду встречи, — оставил задиристый тон «князь-кесарь».

— Что ж, будем вдвоем ждать. Вдвоем — сподручнее…

Не успел Шеин окончить последнюю фразу, как из комнаты государя вышел веселоглазый, скалозубый Меншиков. Он был в форме сержанта Преображенского полка.

«На глазах растет», — отметил данное обстоятельство Шеин.

Меж тем Меншиков громогласно и торжественно произнес, что Петр Алексеевич желает видеть их обоих разом.

— Этот бес просто так скалиться при мне не станет, — успел шепнуть Ромодановский Шеину. — Хоть при государе, но опаску имеет. Значит, жди подвоха…

Петр Алексеевич, в простом кафтане зеленого сукна и, под цвет ему, оливковом камзоле, расслабленно восседал за небольшим столиком.

— Садитесь, бояре, — не дав вошедшим, как следует, поприветствовать себя и облобызать царственную руку, указал государь на широкую дубовую скамью напротив себя. — Хватит вам ползать у царских ног, подметая бородами полы. Будем отныне жить так, как живут в западных странах. Согласны?

— Согласны, согласны, — в разнобой закивали головами и бородами «князь-кесарь» и генералиссимус, присаживаясь на скамью.

— Раз согласны, — взял Петр Алексеевич со столика ножницы, — то подставляйте бороды. Начнем ныне с бород. Кто смелый?

Это было столь неожиданно, что и Шеин, и Ромодановский поначалу растерялись. Да что там растерялись — опешили, откачнувшись всем корпусом назад. Потом стали тупо смотреть друг на друга. Сначала — на лицо в целом, затем, сосредотачивая и фиксируя взгляд, на бороду — гордость русского человека.

Да и как было не смотреть на то, что из века в век возводилось властью и церковью едва ли не в главное достоинство русичей. Возьми любого великого князя — бородат, возьми любого царя — бородат! Про патриархов и говорить не стоит — у каждого борода чуть ли не до пояса! К тому же последние патриархи — Иоаким и Адриан — даже целые духовные трактаты о пользе бород написали, в проповедях с амвонов превозносили. И на тебе — в одно мгновение лишиться главного богатства и достоинства!..

Но вот оба, едва ли не разом, перевели взгляды на царя — не шутит ли?.. Шутник-то известный! С отроческих лет шуткует. То с потешными, то с царедворцами…

Царь, хоть и посверкивал насмешливо-весело лупатыми глазами, но явно не шутил. Обмирая, поняли: «Серьезно сказано».

— Так кто же первый? — пощелкивая ножницами и проявляя уже явное нетерпение, привстал Петр Алексеевич из-за стола. — Может, ты, Федор Юрьевич? Ты у нас человек смелый, ко всему привыкший…

Ромодановский вновь откачнулся, словно увидел перед собой не государя-батюшку, а дыбу в своей пыточной, с которой ему в этот раз самому знакомиться, а не других знакомить-веселить… Откачнулся и замер.

— Давайте уж я… — встав со скамьи, шагнул ближе к царю Шеин. Он не собирался своим «героическим» поступком защищать «князь-кесаря», просто не желал злить государя. — Я все же помоложе… и борода у меня еще не достигла такого великолепия, как у князя.

— Ножницам, боярин, все едино, — усмехнулся государь и, приблизившись, ловко, словно всю жизнь этому учился, отхватил первый клок боярско-генералиссимусовской бороды.

Так первые государевы люди стали первыми, кто лишился годами и десятилетиями взращиваемых, елеем и гребнями лелеемых бород. Государь хоть и ловко орудовал ножницами, но «стерня» получилась неровная. После стрижки пришлось еще идти к немецким брадобреям — цирюльникам — и за умеренную плату договориться с ними о бритье.