Николай Пахомов - Первый генералиссимус России [Proza.ry]

Вдруг один из есаулов, неотлучно находившихся при Шеине, взглянув из-под ладони в степь, насторожился.

— Что-то сторожи нашей не видать.

— Как не видать? — оборотился к нему Алексей Семенович.

— Не видать — и все тут… — пожал есаул плечами и, словно девица, захлопал длинными ресницами.

Достав подзорную трубу, Шеин приник глазом к окуляру. Повел туда-сюда… Как ни всматривался, как ни выискивал, сторожи видно не было, зато окоем стал чернеть от множества степных всадников.

«Проспала сторожа ворога, будь она неладна… Небось, стрелами издали снята… Без шума и звука», — сразу все понял боярин.

— Пушкари, к бою! — подал он команду. — Казаки и драгуны — к бою! Ударить «тревогу» в колокол!

Это уже относилось к есаулам.

«Тревогу» прокричали, в тревожный колокол ударили. Но пушкари что-то замешкались, казаки и драгуны запоздало вскочили на своих коней, а степная орда, численностью в две-две с половиной тысячи лихих наездников, уже ворвалась в русский лагерь. Только солдатики и стрельцы, подхваченные от работ сполошным колоколом, не дрогнули: кто заступом, кто киркой, кто просто подвернувшимся под руку дрекольем встретили степняков. Те, не ожидая такого дружного отпора и не дожидаясь, когда по ним ударит казацкая лава, с гиком и свистом уже мчавшаяся навстречу, развернулись и поспешили к своим основным силам.

Что говорили мурзы и беки первой орды остальным начальным людям, осталось тайной. Явью же стало то, что крымцы и кубанцы, численностью до 15 тысяч всадников и до 5 тысяч пехоты, решили утопить «зарвавшихся» урусов в реке. Только не учли они, что русским было достаточно небольшой их заминки, чтобы взять свое оружие и стать в полковые каре. И как только вражеская лава докатилась до той незримой черты, где ружейный огонь был особенно эффективен, дружно ударили русские пушки, изрыгая с клубами дыма десятки пудов картечи.

Первые ряды атакующих вместе с их конями буквально смело. Но черный вал продолжал по инерции накатываться — и тут уже полки показали свое умение. Солдаты и стрельцы, сведенные многодневными тренировками в жесткие каре, кто с колена, кто в полный рост по команде своих полковников дали такой дружный залп, что урон врагу был причинен ничуть не меньший, чем от пушечного огня. И пока пушкари и стрельцы перезаряжали ружья и орудия, казаки и драгуны уже чихвостили пиками и саблями рассеянные по степи клочья орды. Впрочем, далеко в погоне не зарывались.

Откатив подальше в степь, степняки вновь собрались в единый кулак и снова, подбадривая себя криком и визгом, понеслись черной лавой на русские полки. Но пушки с ружьями уже были заряжены. И лихих всадников ждал «горячий» прием.

Когда рассеялся дым, Шеин увидел удалявшиеся к окоему отряды степняков.

— Зарядить ружья, примкнуть багинеты, — приказал он солдатским полкам. — Вперед! В атаку!

И первым, обнажив свою шпагу, пошел впереди полков. Но к нему тут же подбежали его есаулы и, прикрывая его собой, решительно зашагали рядом.

Прикрываемые с правого фланга конницей донцов, с левого — драгунами и калмыками солдатские полки скорым шагом двинулись за отступающим противником. Орудия на колесах катили в атакующих рядах пехоты. Дошли до Кагальника, но степняки даже не подумали останавливаться. Дальнейшее их преследование Шеин посчитал бесполезным и дал команду о возвращении в лагерь.

Когда сочли вражеские трупы, то их оказалось без малого две тысячи. Потери же в полках и русской кавалерии исчислялись десятком убитых и раненых.

Поблагодарив служивых за ратный труд, Алексей Семенович сел за составление срочной депеши государю.

«Мой милостивый государь, — писал он четкой скорописью, не доверяя данного дела подьячим и дьяку, прикрепленным к его полкам, — спешу порадовать тебя новой викторией, учиненной над кубанцами. Они хотели испытать нас на прочность, да сами показали слабину против нашего оружия. С Божией помощью нами разбиты и отогнаны за Кагальник». И далее обстоятельно, со всеми подробностями, едва ли не поминутно, описал случившееся сражение.

Закончив депешу, прочел написанное. К собственному удивлению, оно понравилось. Перечел еще раз. «Вроде, написано складно…» И тут же поймал себя на мысли: «А не написать ли потомкам поучение о взятии Азова». Усмехнулся: «Почему и не написать. Чем я хуже Василия Голицына и иных прочих, писавших наставления по руководству боем, конными сторожами, станицами?.. Да ничем. Вот возьму и напишу».