Кристофер Бакли - Охотник за судьями

— Но ваш друг там.

Ханкс объяснил, что собирается сделать. У Леви округлились глаза. Он улыбнулся. Ханкс сказал, что, если Леви не хочет в таком участвовать, он, Ханкс, его всецело поймет. Но в любом случае ему понадобится лодка.

Леви засмеялся. Наоборот, он хочет участвовать! Он ни за что не упустит такой возможности! Стёйвесант несколько раз пытался изгнать Леви и других евреев с Манхатоса. Но они, как и флиссингенские квакеры, обратились через голову губернатора прямо в Вест-Индскую компанию, которая в соответствии с голландскими правилами толерантности приказала Стёйвесанту прекратить. Леви сказал, что с удовольствием примет участие в плане Ханкса.

Ветер тоже был благоприятный. Они подняли парус и скользнули в течение. Шлюп резво летел на север в сгущающихся сумерках.

Балти сидел на кровати, привалившись спиной к стене и пытаясь убедить себя, что он не трус. Но почему тогда он чувствует себя таким трусом?

Разве Ханкс не велел ему сразу все выложить? В этом нет никакого позора. Под пыткой сдаются все.

Почему тогда так стыдно?

Когда тебе отпиливают ногу, требуют ли правила чести, чтобы ты наступил себе на горло и думал об Англии?

Что сделал бы сам Ханкс? Честный, смелый Ханкс. Он бы не довел до такого. Он бы выхватил нож у этого хорька-«хирурга» и отрезал бы ему голову. Он бы им всем отрезал головы. И четыре головы валялись бы на полу, как при игре в шары.

А что, если бы Ханксу не удалось выхватить нож, спросил себя Балти. Заговорил бы он? Никогда. Он бы стиснул зубы и сказал им: пусть хоть обе ноги у него отпиливают и убираются к черту.

Но Балти хотя бы не сразу капитулировал. Сколько он продержался? Он помнит, как нож дошел до кости. И с каким звуком. Потом все почернело, и когда Балти пришел в себя, над ним склонялся мерзкий Кунц с вопросом: «Ну что, путем протолшать?»

— Нет, черт побери, — ответил Балти, — не будем. Я подпишу ваше чертово признание. Черт бы вас побрал.

«Хирург» тут же превратился из Торквемады в Гиппократа, вытащил из своей «сумки Пандоры», полной ужасов, иглу, нить и бинты, посыпал рану порошком. Не желает ли мистер Балтазар лауданума, чтобы унять боль? Да… мистер Балтазар… желает… лауданума, чтобы унять боль… И идите вы все. Балти пожалел, что не умеет ругаться по-голландски.

А Кунц, мерзкий двуличный Кунц — как преобразился он! Из Великого Инквизитора стал сказочным джинном, исполняющим желания. Он пришлет еды. И вина. Какое вино предпочитает мистер Балтазар — белое или красное? Неужели он в самом деле такое сказал?

От лауданума у Балти помутилось в голове. Хитрые голландцы под видом еще одной любезности оставили ему всю бутылку. Сволочи.

Балти попытался вспомнить, в чем он признался. Вероятно, в том, что он английский шпион. Это отвлекающий маневр Кунца, у которого карманы наверняка набиты английским золотом, заработанным втайне, без ведома Стёйвесанта, за укрывание беглых английских цареубийц прямо под носом у губернатора.

Балти сделал еще глоток лауданума. Он пожалел, что Ханкса тут нет. Можно было бы его спросить: «А что теперь?» Балти улыбнулся. Ханкс терпеть не мог, когда Балти задавал ему этот вопрос.

После подавления могаукских восстаний Стёйвесант, как правило, возвращался в Новый Амстердам в дурном расположении духа. Могаукские восстания кого хочешь вгонят в дурное расположение духа.

Но вернуться и обнаружить подобную… катастрофу! Узнать, что его лучший, любимый друг, единственное создание на земле, которое он любит и которое любит его… узнать, что Иоханн исчез. Немыслимо. Старый Петрус погрузился в такую мрачность, что, казалось, на стенах рядом с ним намерзает лед.

Мефрау Стёйвесант и прислуга трепетали, стараясь не попадаться ему на глаза, пока он метался по дому в поисках своей птицы. Глупцы! Идиоты! Как могли они допустить такое? Наконец он вывалился из «Бауэри № 1» наружу, с каждым шагом оставляя в земле вмятины.

Кунц с сотни шагов понял: случилось что-то очень плохое. Он привык к приступам мрачности у Стёйвесанта, но никогда не видел генерала в такой ярости. Может, могауки перебили всех жителей форта Оранж? Странно, что вести об этом не дошли сюда.

— Добро пожаловать домой, генерал!

Стёйвесант в ответ рявкнул — так мог бы рявкнуть медведь, пробудившись от спячки и обнаружив, что мелкие зверьки пожрали все его запасы еды. Он протопал к своему столу, сотрясая балки потолка. Бросился на стул и уселся со злобным видом, словно пытаясь вспомнить, в каком ящике стола хранятся бланки смертных приговоров.