Георгий Северцев-Полилов: Сердобольная. Первый Спас [Историческая повесть и рассказ времен Иоанна Грозного. Совр. орф.]

— Не долго уж вам тут шляться да батюшкины пороги обивать! — проворчала дьячиха.

Ириша остановилась и с изумлением посмотрела на нее.

— Теперь ведь мы уж знаем, кто вы такие! Шила в мешке не утаишь…

— Что мы тебе сделали? — проговорила Ирина.

— Что же Сердобольная может сделать кроме добра? — насмешливо проговорила дьячиха и, хлопнув калиткою, ушла к себе во двор.

У Ирины Ивановны ноги подкосились, а сердце заныло совершенно так, как оно ныло четырнадцать лет тому назад в Москве, перед их бегством. Она увидала перед собою еще более ужасный кровавый призрак. Странник Ерема ежегодно ходил к ним и рассказывал такие ужасы!..

Прежде бояр казнили за крамолу, а теперь опричники, под видом охранения спокойствия царя, хватали направо и налево и людей казнили зря.

Придя домой, Ирина тяжело опустилась на лавку подле Насти, что-то вышивавшей у небольшого окна.

— Что с тобой, мама? На тебе лица нет, — сказала Настя.

— Боюсь, Настя!

— Да чего же нам-то бояться, мама? Живем мы далеко, живем смирно, никого не обижаем…

— А все-таки я боюсь… Дьячиха что-то странное говорила мне…

— Дьячок уж с неделю, как в Москве.

Всю эту ночь Ирина глаз не могла сомкнуть и страх свой передала своему добродушному мужу.

— Ничего мы не сделали, — говорил он, — чего же нам бояться?

— Разве берут только виновных? — продолжала Ирина. — Ты вот что подумай: если бы опричники никого не хватали, так ведь им могли бы сказать: зачем вас содержат из царской казны? Вот они и хватают направо и налево, и все больше людей, ни в чем неповинных.

— Ну, будь, что будет? — отвечал Петр, — не уезжать же нам отсюда? Здесь нам было хорошо, здесь мы были счастливы и покойны и теперь постараемся быть покойны.

— Не могу!.. — отвечала только Ириша.

Вот этот день прошел спокойно, а на следующий батюшка начинал сенокос и, лишь стало светать, он взял с собою работника, Андрюшу да Ваню с Настей и отправился с ними версты за три. Ирина ушла в ближайшее село, откуда за нею приходили и позвали ее к умирающей, а Петр остался один и готовился к сенокосу.

Он сидел на лавочке у ворот и чинил грабли. Нельзя сказать, чтобы на душе у него было покойно, хотя по привычке он мурлыкал песенку. День был такой хороший, что и матушка вышла на улицу и, издали кивнув ему, тоже села у ворот.

Вдруг вдали, со стороны большой дороги, послышался топот. Такое непривычное явление не удивило, а сразу испугало Петра. Отряд человек в десять с криком и побрякиваньем прямо подъехал к матушке.

— Где тут живет Петр Шибанов? — спросил у нее один из опричников.

— Я такого не знаю, — ответила перепуганная попадья.

— Да вон он сидит у ворот, — сказала, как из земли выросшая, дьячиха, — вон, что чинит грабли-то!

Грозный отряд вскачь пустился к ошеломленному Петру.

— Ты Петр Шибанов? — крикнули ему опричники.

— Нет! — твердо отвечал Шибанов.

— Вяжи его! — приказал старший, — там разберут, кто он такой!

Петр был опрокинут, связан и положен на выведенную с его же двора лошадь.

В то время, как одни опричники связывали Петра, другие бегали по его дому и искали денег, так как дьячок сделав донос, что у них проживал какой-то неведомый человек, прибавил, что у этого человека есть деньги. Однако, опричники, перерыв сундуки, ничего не нашли; да и трудно было найти, потому что почти все оставшиеся деньги Шибановы зарыли в огороде, под кустом малины, а нужные деньги они держали зарытыми под полом в бане.

Шибанов рад был, что его взяли в отсутствии жены. По крайней мере он не видел ее отчаяния, да и кроме того, он боялся, чтобы и ее злодеи не захватили вместе с ним, а детей могли просто перебить.

Попадья, не смея перевести духа от испуга, проводила глазами несчастного Петра и села на прежнее место ждать возвращения Ирины. Много часов просидела она, забыв и о еде и обо всем, как вдруг увидела вне себя бежавшую Ирину. В деревне, где на ее руках умерла больная, она уже услыхала, что в Береговом были опричники и кого-то увезли.

— Дети? — крикнула Ирина.

— На сенокосе, — отвечала рыдавшая попадья.

— А… муж? — чуть слышно добавила несчастная.

Ответа она не получила и по лицу матушки все угадала. Она, спотыкаясь, пошла домой, где увидала полный разгром. Но не в вещах, не в деньгах тут было дело, а в человеке, которого она любила и который теперь для нее погиб! Она знала очень хорошо, что Петр, даже в помыслах неповинный, теперь погиб.