Георгий Северцев-Полилов: Сердобольная. Первый Спас [Историческая повесть и рассказ времен Иоанна Грозного. Совр. орф.]

По уходе Федора, Шибанов долго сидел, облокотившись на стол и положив голову на руки. Ребенок замолк; молодая мать, войдя в комнату, села по другую сторону стола и, тронув мужа за руку, проговорила:

— Ну, Петя, давай потолкуем!

Петр поднял голову и голубые глаза его с такою тоскою посмотрели на жену, что та бросилась к нему и обняла его.

— Теперь тосковать некогда, Петр! — тихо, но спокойно продолжала Ирина, — неужели тебе жаль, что у тебя не будет денег?

— Да разве я о себе жалею? Я не прихотлив, сама знаешь… А мне жаль, что ты в бедность попадешь. Легко ли тебе будет?

— А ты думаешь, мне легче будет, как тебя засадят да замучают до смерти? Легче! И ты думаешь, что мы с Ваней будем богаче после этого? — с жаром, но не громко говорила жена. — Только бы нам уйти, в чем есть, да скорее! Теперь я ни минуты не буду покойна. Но как уйти? О, Господи! как бежать?

— Вот уж это так не трудно, — отвечал муж, — я на этой неделе хотел ехать за товаром и поеду, только не один, а с тобою.

— Только бы скорей!.. Скорей!..

— Укладывайся! Лавку оставлю на приказчика, как бывало и прежде. Но только, Ириша, жить нам будет трудно.

— Будем крестьянами, я работы не боюсь; а на покупку земли да скота денег у нас достанет.

— С доброй женой нигде не пропадешь. А слугам своим мы скажем, что я еду за товаром, а ты с ребенком по пути заедешь помолиться в монастырь.

Ириша в этот вечер спать не легла, а вынесла в комнату сундук и, выбрав из него тряпье, стала укладывать только богатые вещи, меха и из одежды все, что было поценнее.

Судьба покровительствовала Шибановым и на другой день. Петр выгодно продал свою лавку, сказав, что уезжает в Казань, не так давно покоренную царем Иваном Васильевичем Грозным. Это никому не показалось странным, потому что многие из торговых людей стали собираться в Казань, чтобы начать там торговлю.

Вернувшись домой к вечеру, Петр застал уже все уложенным и Иришу совершенно готовою к отъезду.

— Ведь завтра нам нельзя еще выехать, надо обменять деньги; да к тому мы не решили еще, куда нам ехать.

— Я поехала бы куда-нибудь за Тулу или за Воронеж.

— Оно все равно, только бы выехать из Москвы, а там ведь можно и переехать.

Утром муж опять ушел и Ирина в страхе и тревоге провела весь день. В сумерках он возвратился, а вслед за ним пришел Федор. При виде его и у мужа и у жены екнуло сердце.

— Верно с дурными вестями? — прошептала Ириша.

— С дурными, — отвечал Федор, — завтра приказано обшарить весь двор вашего князя, всю оставшуюся челядь засадить, а все добро перевезти в палаты царские. Так как князь бежал не из Москвы, то царь думает, что в хоромах он оставил много добра. Как будут забирать челядь, не мудрено вспомнить и о брате Василия.

— Не мудрено… — проговорил Петр.

По уходе Федора, Петр решительно сказал:

— Вижу, что всего не заберешь, и надо ехать с тем, что есть.

Он вместе с работником подвез сани к крыльцу и стал выносить сундуки, мешки, корзины и постели; закрыв все рогожею, увязал веревкою и пошел в горницу. Они решили выехать перед светом, чтобы их не задержали в городских воротах.

Ирина сидела на лавке, а ребенок спал в люльке. Крестик с люльки был уже снят и уложен. Часов в пять вывели пару лошадей, запрягли, а одетую в шубу, с ребенком на руках, Ирину подняли на воз и посадили, хорошенько закутав. Старая няня и вся прислуга горько плакали, хотя хозяева продолжали уверять, что скоро вернутся.

— Чует мое сердце, что не вернетесь! — говорила няня, крестя отъезжавших дорогих хозяев.

Ворота со скрипом отворились и Шибановы поехали по Белому городу, называвшемуся так потому, что он был окружен белою стеною. Ворота в белой стене были уже отворены и они проехали в Земляной город. Из Земляного города они проехали к монастырям, но только когда миновали последнюю пригородную избушку, Петр оставил лошадей и, встав с саней, стал молиться на алевший восток. Ирина, сидя на санях, тоже молилась.

Итак, Шибановы благополучно бежали из Москвы.

Лошади уже два раза отдыхали, но последний постоялый двор так не полюбился Шибановым, что они, несмотря на наступающий вечер, отправились далее, тем более, что взошедшая на небе луна освещала им путь. Но не проехали они и двух часов, как луна затянулась тучами и пошел снег, сначала мелкий, а затем все крупнее и крупнее. Началась настоящая пурга и лошади от усталости беспрестанно останавливались.