Рене Манзор - Апокриф. Давид из Назарета

– Нашим врагам. Римлянам, синедриону, Савлу, возможно, даже твоему Лонгину! Зачем он пришел сюда, а? Если он выполняет наказ Савла, чего же он нас не арестует?

На некоторое время зелот замолчал. Он подошел к краю крыши. В дверном проеме овчарни он увидел силуэт центуриона, который чистил свою лошадь пучком соломы.

– Насколько я его понял, он пришел попросить тебя о том, что только ты одна можешь…

– Я могу прощать мертвым, но не живым, Шимон.

Зелот покачал головой и стал ходить взад-вперед по крыше, раздираемый противоречивыми чувствами.

– Ты считаешь его искренним? – спросила она.

– Он говорит, как назарянин. Он святотатствует, как назарянин. Но это – римский трибун, на чьей совести достаточно смертей, чтобы не быть оправданным.

– Ничто не может оправдать людскую смерть, Шимон. Лишь Яхве решает, кому жить, а кому умереть.

– Яхве и цезарь. Сколько наших собратьев погибло от меча тех, с кем мы сражались? Они не остановятся перед Иешуа, Мария. Пилат и цезарь знают, что его послание еще опаснее, чем он сам, и Савл не успокоится, пока не уничтожит всех назарян, начиная с «избранного ученика», которого любил мой брат.

За этим последовало долгое молчание. Мария раздумывала над его словами. Наконец Шимон добавил:

– Рано или поздно Савл узнает, кто руководит нашей общиной.

– Ты видел иудея, который мог бы хотя бы предположить, что женщина способна чем-нибудь руководить? – возразила она, пожимая плечами.

– Если мы сохраним жизнь этому римлянину, – продолжил Шимон, – ты не будешь в безопасности, сестричка. Ни ты, ни твой сын.

– Я знаю. Мы с Давидом уедем завтра утром.

– Куда?

– Туда, куда нас поведет Всевышний.

– Позволь мне расправиться с Лонгином, и тебе не придется уезжать.

– Я не могу. Это противоречит моей вере.

– Даже если это угрожает жизни твоего сына?

– Я верю во Всевышнего. Если такова Его воля, что ж, пусть так и будет.

Иерусалим, Иудея

Для иудеев он был гражданином Рима, а для римлян – иудеем. Савл нигде не чувствовал себя как дома. Его преследовало ощущение отторжения, какое испытывают полукровки. Чтобы подавить это неприятное ощущение, охранник выдумал себе биографию, которую видоизменял в зависимости от того, с кем ему приходилось общаться. Если это были римляне, он утверждал, что стал гражданином империи благодаря тому, что родился в Тарсе Киликийском. Если же он оказывался среди иудеев, то рассказывал, что происходит из колена Вениаминова, а его учителем был Гамалиил Старший [14] Ученый раввин, ставший христианским святым. Учитель святого Павла. . Между тем этот знаменитый толкователь Закона учительствовал не в Тарсе, а в Иерусалиме. С другой стороны, как иудей мог почитать языческих богов, что было долгом всякого римлянина?

Что касается своих родителей, то о них Савл никогда не рассказывал, конечно же, чтобы ненароком не разболтать о своих истинных корнях. Были ли они бывшими рабами, привезенными в Тарс откуда-то из империи, как утверждали некоторые, или же могущественными представителями знати, которым было предоставлено римское гражданство за оказанные услуги? Как же человеку, называвшему себя простым пошивщиком палаток, удалось так стремительно оказаться в иудейской аристократической верхушке? Был ли он обязан должностью начальника стражи Храма своему врожденному интриганству или патологическому вранью?

На самом деле Савл был человеком амбициозным и прагматичным. Его одержимость в достижении власти объяснялась стремлением компенсировать собственные физические недостатки и прежде всего малый рост, что особенно заставляло его комплексовать. Стать кем-нибудь значительным – это стало его навязчивой идеей, и не важно, под чьим знаменем он намеревался это осуществить. Ему было все равно, кому служить, – Пилату или Каифе, поскольку все его действия были ради проведения лишь одной политики – его собственной. Чтобы достичь своей цели, он был готов пожертвовать всем. В детстве он выжил благодаря тому, что надевал на себя ту личину, которая устраивала взрослых, и со временем он стал настоящим мастером перевоплощения.

Однако больше всего Савла угнетало то, что он страдал от загадочного недуга. Порой это заставляло его сомневаться в адекватности своих ощущений, поскольку эта «заноза в теле», как он называл свою болезнь, вызывала у него галлюцинации, в результате которых он мог даже потерять сознание.

– Мне очень жаль, что пришлось разбудить тебя, Савл, но прокуратор ждет тебя в прихожей, – сообщил ему дрожащим голосом раб.