Рене Манзор - Апокриф. Давид из Назарета

– Он не задел артерию, – сказал центурион, перевязывая рану несчастному животному.

– Но он был близок к этому, – вздохнул зелот, державший овцу за копыта. – Где ты этому научился?

– Мой отец занимался врачеванием, ему очень хотелось, чтобы я пошел по его стопам, но… моя страсть к приключениям сделала из меня солдата. Я решил разрушать, вместо того чтобы чинить.

Шимон задумался над его словами. В этом человеке странным образом соединялись печаль и опасность.

– И поэтому ты принял истинную веру? – стал расспрашивать его зелот.

– Иешуа из Назарета пришел, чтобы спасти грешников, не так ли?

– Он пришел, чтобы спасти свой народ, к которому ты не принадлежишь. Ты ведь относишься к тем, кто его угнетает.

– Относился, – поправил его Лонгин.

– Иудей всегда иудей, а римлянин всегда будет римлянином. Если бы тебе пришлось делать выбор между Римом и Иерусалимом, чему бы ты отдал предпочтение?

– А если бы тебе пришлось делать выбор между Мессией и синедрионом, что бы предпочел ты? Я выбрал не страну, а веру.

– Ты ведь оказался на нашем пути не случайно. Что тебе здесь надо? Откуда ты знаешь Марию, и о чем ты собирался ее просить?

Лонгин пропустил эти вопросы мимо ушей и продолжал перевязывать овцу. Как только она встала и побежала к остальным животным, он промыл инструменты и сложил их в кожаную сумку. Шимон молча наблюдал за ним, он не собирался прекращать свои расспросы:

– Ты обрезанный?

– Нет.

– Значит, ты не принял истинной веры. Так сказано в Законе.

– Меня крестил Петр.

Ошеломленный таким ответом своего собеседника, Шимон попытался загнать его в угол:

– И где же он это сделал?

– У нас, в Кесарии.

– Ты лжешь. Иудей не может пойти к необрезанным. Это было бы нарушением Закона Моисеева. И Ловец человеков знает об этом лучше кого бы то ни было.

– Иешуа из Назарета не отвергал никого. Он трапезничал со сборщиками податей, грешниками и падшими женщинами. Разве он тоже нарушал Закон Моисеев, совершая это, или же он исправлял его?

Шимон подошел к нему так близко, что его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Лонгина. Напряжение достигло максимума.

– Это святотатство, центурион. Я буду вынужден либо проучить тебя, либо попросить убраться.

– Я больше не дерусь.

– Почему? Ты слишком стар?

– Это противоречит моей новой вере.

Шимон долго смотрел на него и наконец заявил:

– Я даю тебе два часа на сборы. Ты получишь еду и питье. Но если я увижу тебя здесь на рассвете, я уже не буду таким радушным хозяином.

Лонгин лишь молча кивнул и, глядя, как удаляется хозяин фермы, бросил ему вдогонку:

– На Голгофе.

Услышав эти слова, Шимон обернулся:

– Не понял.

– Я познакомился с Марией из Магдалы на Голгофе. А то, о чем я хочу ее попросить, может дать мне только она.

Дворец прокуратора, Иерусалим, Иудея

Это было высокое сводчатое здание, которое освещалось десятками небольших масляных ламп, вставленных в выемки в стене.

Каифа пересек просторный атриум, уставленный величественными статуями, которые, казалось, провожали его взглядами, когда он проходил мимо них по мраморным плитам пола. Он уже и ранее бывал в бывшем дворце царя Ирода. Первое время он отказывался заходить туда, чтобы не осквернять себя, но должность первосвященника вынуждала его поддерживать контакты с прокуратором Иудеи. После каждого такого посещения он совершал ритуальное омовение.

Вся обстановка этой твердыни подчеркивала римское могущество и бесчисленные привилегии, роскошь, которую позволяли себе военные, что говорило о дурном вкусе.

Интересно, что от меня могло понадобиться Пилату, раз он послал за мной в столь поздний час? – задавался он вопросом.

Идя на эту встречу, он надел парадную одежду: красный тюрбан, расшитый золотом, длинную просторную тунику, тоже красного цвета, и соответствующие его должности регалии, инкрустированные драгоценными камнями.

Он спустился по ступенькам и пошел вдоль бесконечной колоннады над садами, расположенными террасами. С хасмонейских валов открывался один из лучших видов на Иерусалим.

– Я не знаю, в самом ли деле твой город священный, но нет сомнений, что от него воняет дерьмом, – заявил прокуратор.

За беседкой, увитой виноградными лозами, при свете луны отчетливо вырисовывался силуэт Пилата. Опираясь на мраморный стол, он был поглощен игрой в сенет [11] Древнеегипетская настольная игра. , переставляя попеременно то белые, то черные фигуры.