Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Симон Васильевич, с трудом раскрывая глаза и приподымаясь во весь свой хороший рост, увидал тщедушного, с гладко причесанными назад волосами человечка. На нем был довольно приличный костюм с ленточкой военного французского ордена в петличке, аккуратно подстриженные усики и торчавший из верхнего пиджачного кармана хоть несвежий, но белый платочек. Боковой карман справа сильно провисал под чем-то тяжелым.

— Кто вы? — Симон Васильевич, предчувствуя недоброе, вперился недоуменным взглядом в незнакомца.

— Минуточку, только минуточку… Таки вы — Петлюра? — настойчиво повторил человечек, и его темные, словно перезревшие маслины, глаза нехорошо блеснули. — Я давно хотел вернуть вам должок!

Человечек засуетился, торопливо полез в пиджачный карман, и эта спешка мешала ему вытащить то, за чем он лез. Потом, видимо справившись, он, не глядя в глаза Петлюре, громко и патетически произнес:

— Ир от фардинг а тэйт! — что означало на идиш, на котором говорили его папа и дедушка в Подолии и на котором он, конечно, научил говорить своих детей, следующее: «Вы заслужили смерть!»

Эту роковую фразу он мог произнести и на французском языке, которым владел изрядно.

Петлюра не успел шелохнуться, как человек поднял стрельбу.

Он стрелял в упор, чуть ли не упершись дулом черного револьвера в светлую рубашку своей жертвы. Это может показаться странным, но из семи выпущенных пуль две улетели мимо — так тряслась рука у человечка. Это тем более странно, что во время мировой войны он успел повоевать на стороне французов.

После второго выстрела Петлюра повалился на газон. Человечек продолжал стрелять.

Но в этом деле удивительные вещи не закончились. О них позже.

А пока толпа ринулась на убийцу и принялась его валтузить кулаками и ногами.

Подоспевшая полиция навела порядок на бульваре Сен-Мишель: убийцу арестовали, свидетелей переписали.

Особенно приятное впечатление произвел англичанин с классической фамилией Смит. Это был крепкий и живой шестидесятивосьмилетний старик. Он громко и выразительно, подчеркивая слова театральными жестами не только рук, но и движениями всего туловища, тут же стал объяснять полицейским и успевшей собраться громадной толпе:

— Этот негодяй, — он пальцем ткнул в человечка, — стрелял даже тогда, когда несчастный свалился на землю. Я сорок лет преподаю, я опытный физиономист. Посмотрите ему в лицо. Это прирожденный преступник. Изверг, убийца!

Выяснилось, что убийцу зовут Самуилом Шварцбардом, что он жил на рю Моцарт, где работал часовщиком. На его столе нашли с исписанными полями и множеством закладок книги Горького, Ницше, Маркса, Троцкого, Ленина. Здесь лежал голубой листок почтовой бумаги, на котором красиво было написано: «Я мщу за еврейский народ!»

В парижском суде слушалось это громкое дело, о котором писали русские и французские газеты и журналы. Председатель суда Флори вел дело не спеша и солидно. Приговор, казалось, предрешен: если убийство совершено не из-за ревности, то обвиняемому почти наверняка предстоит встреча с изобретением доктора Гильотена.

Шварцбард держался уверенно, даже нахраписто. Когда один из свидетелей назвал его преступником, то он привскочил:

— Я? Это я-то преступник? — и даже взметнул вверх кулачки. — Я совершил не убийство, я совершил подвиг. Петлюра организовывал погромы… Я убил убийцу. Я преступен не более, чем Маккавей!

Не слушая Флори, приказавшего сесть и замолчать, подсудимый кричал так, что его, наверное, было слышно в соседнем квартале:

— Франция ждала сорок лет возвращения Эльзаса и Лотарингии! Я ждал шесть лет, пока мне удалось наказать Петлюру.

Флори обращается к подсудимому:

— Ряд свидетелей показывает, что украинская армия вообще и Петлюра в частности с погромами всячески боролись. Лица, виновные в устройстве погромов, жестоко наказывались, порой расстреливались. Были предъявлены по этому поводу документы, в том числе и подлинные приказы Петлюры — «О наказании за организацию и участие в погромах». Подсудимый, эти приказы на предварительном следствии вам показывались.

— Это для отвода глаз! — И подсудимый захохотал так дико, что у многих присутствующих во Дворце правосудия похолодела кровь: «Нормален ли он?»

Адвокат вдовы Петлюры, известный Кампэки, грустно покачал головой:

— Что же вы не вызвали Петлюру на честную дуэль? И откуда такая бравада? Неужели вы не понимаете, что вас ждет?