Михаил Юхма - Цветы Эльби [Рассказы, сказки, легенды]

С тех пор никто больше не видел Ахуна.

Одни говорят, будто казнили его в губернском городе, другие — что сослали в Сибирь, а то еще слух прошел, будто в пятом году видели его в самой Москве на баррикадах…

вот послушай историю. Не знаю, что в ней правда, что придумка, ведь с тех пор лет сто прошло, а может, больше. От деда своего слышал. Бывал он за Чебоксарами.

Приехал в одну деревню русский, по виду барин: жилет на нем с цепочкой, шляпа, очки. А лицом прост, глаза добрые.

Остановил свой тарантас на площади возле крайнего дома. Огляделся по сторонам, видно, все ему здесь в диковинку. Ребятишки поодаль в лапту играли, как завидели барина, попритихли, рты разинули. Кто-то крикнул:

— Вырас килче! Русский пожаловал!

Стоят, глядят — что-то он делать станет! Которые посмелей, подошли поближе, однако расстояние держат — боязно.

Русский ласково усмехнулся, поманил ребятишек пальцем.

— Кил! Идите сюда.

Ребята помялись, сделали шажок, другой. А русский все улыбается.

— Что ж вы, — говорит, — первый раз человека видите? Может, вас очки мои пугают? Так я их снять не могу, — повертел очками и снова надел. — Я, братцы, без очков, как без рук. Не вижу, глазами слаб. Без очков даже не различу, кто вы: мальчики или девочки.

Ребята рассмеялись — страх прошел. Один из них, черноголовый, подошел близко. Русский с ним поздоровался за руку. Потом вынул из кармана пулу.

— На, — сказал, — ешь, храбрец.

Мальчишка на радостях — пряник в рот.

А русский между тем достал из тарантаса кулек с пряниками — и ну угощать. Никого не обделил.

Тут и взрослые подошли. Видят, человек хороший, позвали в гости — так обычай велит.

Сидит русский в избе, на столе хлеб-соль, молоко из кружки пьет, по-чувашски разговаривает, о житье-бытье расспрашивает. А потом и о себе сказал, какая нужда привела его к чувашам. Оказывается, он ученый, песни собирает, вот желал бы узнать, есть ли в деревне певцы.

— Давеча, — говорит, — ехал лесом, ох и знатно кто-то пел неподалеку. Видно, на грибы набрел, да и запел на радостях. Не ваш ли сельчанин?

— Никак, это Хведи, — отозвался кто-то из хозяев.

Тут же послали ребятишек — найти песенника.

Явился Хведи, поклонился гостю и встал в сторонке. Мужик как мужик, землепашец, от других не отличишь.

Русский попросил его спеть.

— Спой, Хведи, спой, не робей, и мы послушаем, — подхватили крестьяне.

Хведи бровью повел, приглядываясь к гостю. Чудной, дескать, русский. Таких еще не бывало. Исправник ли заедет в село или судья, — от них кроме крику ничего не услышишь. А этот жизнью интересуется, песни ему нужны.

Гость, видно, понял, о чем Хведи думает, сказал негромко:

— Хочу, — говорит, — в русском журнале ваши песни напечатать. А то, мол, некоторые думают, что нет у чувашей стоящих песен. А я не верю… Не тебя ли я в лесу сегодня слышал?

Хведи кивнул головой и запел:

Даже не верилось — этакий мужичок невидный, а голосище! Прямо волшебство какое-то…

Голос то звенел с веселым озорством, то стихал опечалено, и слышался в нем ручеек лесной, звонкий и ветра тревожный шум.

Русский торопливо записывал в тетрадь, люди только диву давались, как быстро бежит по бумаге гусиное перышко.

Долго пел Хведи. Потом умолк, взглянул на русского, глаза прищурил: «Ну как, дескать, понравилось?»

— Еще, Хведи, — попросил русский, — спой еще.

И Хведи затянул новую песню.

Кончил, перевел дыхание, да вдруг как зачастит на два голоса: