Мария Воронова - Здравствуй, сестра!

Всего сестер было семь, две из них, наверное, помнили самого Пирогова. В силу почтенного возраста они не воспринимали новшества в хирургии и посмеивались над правилами асептики и антисептики. Стараниями Александры Ивановны, главной сестры, обе были возведены в ранг «священных коров» и работали мало, в основном готовили материал — салфетки, шарики и тампоны. Остальные были молодыми женщинами из простых. Всех их очень интересовали порядки и нравы высшего общества, и в свободные минуты они часто приступали к Элеоноре с расспросами. Она отвечала сдержанно — возможно, поэтому ее никогда не приглашали ни в гости, ни на пикники, которые с наступлением лета стали устраиваться по выходным дням.

Но Элеонора подозревала тут и другую причину. В последнее время Воинов начал выделять среди всех сестер ее, Элеонору, и предпочитал, чтобы на операциях именно она подавала ему инструменты. Это вызывало ревность остальных девушек.

«Глупые, они не знают, что княжна не может воспринимать незаконнорожденного всерьез. Конечно, он хороший хирург, оперирует почти так же хорошо, как Петр Иванович, но его ужасное происхождение и воспитание… Разве я могу опуститься до него?»

Но ей недолго пришлось думать, что, возможно, Воинов выделяет ее не только из-за ее профессиональных достоинств.

Однажды Александра Ивановна пригласила его в свой кабинет, где они с Элеонорой в очередной раз собирались пить кофе.

— Уж не хочешь ли ты соблазнить нашу Элеонору? — со свойственной ей прямотой спросила она у Воинова. — Все смотришь на нее пламенным взором.

Элеонора густо покраснела, но Воинов даже не повернулся в ее сторону.

— Да ты что? Элеонора Сергеевна еще совсем дитя! Ты многому научила ее, Саша, благодаря тебе она подает теперь лучше других, но никакой романтики у меня и в мыслях нет. Вот еще!

Элеонора сидела ни жива ни мертва. Даже зная манеры Титовой, она не могла ожидать, что та затеет такой ужасный разговор, да еще в ее присутствии!

— Я никогда женщин не обманываю! — продолжал Воинов, видимо, задетый подозрениями Титовой за живое. — При вашей способности к самообману полагаю это совершенно излишним. Вы, женщины, из одной песчинки можете построить целый дворец. Я веду себя честно и то потом иногда с удивлением узнаю, что я, оказывается, обещал жениться, клялся в любви и тому подобное.

«Но в чем же тогда состоит его честное поведение?» — с изумлением подумала Элеонора, для которой отношения между мужчиной и женщиной заключались именно в любовных клятвах и обещании жениться.

Александра Ивановна засмеялась.

— Да уж, — сказала она. — Ты подходишь к женщинам не так, как другие мужчины. Ты как бы говоришь: вот он я, хотите — берите, хотите — мимо проходите. Но кто найдет в себе силы пройти мимо? Надеюсь, Элеонора, на тебя его чары не подействовали?

— Разумеется, нет! — холодно отрезала Элеонора. — Полюбить Константина Георгиевича для меня так же невозможно, как… — Она собиралась сказать «как захотеть жить в хлеву», но в последний момент заменила это грубое выражение: —…как захотеть достать Луну.

Получилось двусмысленно, и она тут же до слез расстроилась из-за такой неловкой фразы, но, к счастью, эти двое ничего не заметили.

По правде говоря, у нее была и другая, тайная причина для расстройства. Элеонора думала, что порочный Воинов влюблен в нее, и это ей льстило. Мысленно она уже продумывала сцену их объяснения и подыскивала варианты своего отказа. Значит, она ошиблась. Получалось, что Константин Георгиевич прав, женщины действительно склонны к самообману. И она ничем от них не отличается!

— Вот и славно, что поговорили. — Александра Ивановна со стуком поставила чашку на стол. — А то я очень бы огорчилась, если… — Она посмотрела на красную Элеонору и, не закончив свою мысль, улыбнулась. — Девушкам в таком возрасте свойственно влюбляться, — сказала она, — им это просто необходимо. Объект всегда найдется, а уж если перед глазами такая демоническая личность…

— Спасибо, что ты такого мнения обо мне! — раздраженно прервал ее Воинов. — Но думаю, тут не о чем говорить. Элеонора Сергеевна умная девушка и может во всем разобраться сама.

Элеонора тоже была в этом уверена. Но, продолжая злиться на Александру Ивановну за бестактность, в глубине души она понимала, что разговор был полезным для нее. Теперь в ее отношениях с Воиновым все точки над i были расставлены.

Наступил июнь, а вместе с ним дачные страдания. Ксения Михайловна стремилась на свежий воздух — в Сестрорецк, где у Архангельских была дача. Петр Иванович не собирался все лето бездельничать и предполагал провести на даче пару недель в августе, не более. Элеонора, даже если бы она оставила на лето Клинический институт, все равно не могла уехать из-за продолжающихся занятий на курсах Красного Креста. Оставалась одна Лиза, но она категорически отказывалась три месяца кряду выдерживать тет-а-тет с матерью. Не помогали даже уверения Петра Ивановича, что в Сестрорецке летом собирается интереснейшее общество.