Владимир Стрельцов - Трупный синод

И первым делом они решили привлечь на свою сторону присягавшего Арнульфу Беренгария, чем, по всей видимости, внесли немалое смятение в душу неверного фриульца. Пока Беренгарий раздумывал над своим положением, прыткая Агельтруда решила все за всех, к началу апреля очутившись под стенами Милана.

Город, само собой разумеется, закрыл перед ней ворота и приготовился к осаде. Миланцев пугала фигура предводительницы сполетцев, поскольку среди северян активно распускались слухи, что именно Агельтруда повинна в болезни их императора Арнульфа. Рассказывали, что якобы она через слугу передала ему какую-то чашу со снадобьем, которое, по ее мнению, должно было очистить разум императора от скверны и суетных устремлений. И император, будто бы, легковерно выпив это снадобье, — а разве поступают иначе, получая подарок от заклятого врага? — сразу после этого на три часа впал в забытье, после чего, придя в себя, вместо обещанного прояснения разума, начал беспрестанно исходить бесовскими червями, которые, в конце концов, заставили его покинуть Италию и уйти в свои дикие леса.

Агельтруда и не надеялась на то, что Милан откроет перед ней двери. Она также прекрасно понимала, что штурмом взять город не удастся, тамошний гарнизон несильно уступал по численности ее войску, а местные жители всегда могли сформировать дополнительное ополчение против высокомерных сполетцев. С другой стороны, ее главной целью был не столько сам город, сколько взбунтовавшийся граф, в свое время легкомысленно прощенный ее мужем. Оставалось придумать способ пленить непокорного Майнфреда, а там, глядишь, и город, оставшийся без своего властителя, проявит большую покладистость, чем ныне.

В итоге Агельтруда не стала организовывать осаду, а просто встала лагерем в двух милях к югу от Милана, на павийской дороге. Ее лазутчики с разным успехом проникали в город, некоторые из них спустя короткое время оказывались на крепостной стене, и герцогиня могла видеть, как они без всякого удовольствия пинают ветер. Она отвечала миланцам тем же, хватая их гонцов, направлявшихся большей частью в Регенсбург, Верону и Фриуль, а также разоряя городских купцов, предпринимавших опрометчивые экспедиции. Несколько недель стояния ввергли неистовую герцогиню в довольно заметную депрессию, поскольку время шло, ее дружина благополучно проедала жалованье, а не то, что результата, даже путей решения проблемы не виделось.

Но вот однажды, в один из теплых майских вечеров, к ее шатру был подведен низенький человек в одеянии монаха-бенедиктинца. Монашек обладал хитрым, притворно-покорным и вместе с тем проницательным взглядом, говорил по латыни с варварским акцентом, выдававшим в нем германскую кровь.

— Мое имя Хатто, о, великолепная герцогиня! Я тщу себя надеждой пригодиться вашей светлости и помочь ей выполнить вашу миссию с подобающим успехом.

— Слушаю вас внимательно, брат Хатто, — презрительно оглядев вошедшего и сразу дав тому невысокую цену в этом мире, сказала Агельтруда.

— Великолепная герцогиня, чья слава распространилась далеко за пределы обеих Империй! Благословенная мать нашего благородного императора Ламберта! Уделите мне несколько минут вашего времени и одарите меня честью выслушать все, что я вам скажу. Здесь в Милане живут двадцать человек, включая меня, входившие в римский гарнизон Ратольда, сына грязного еретика Арнульфа. Как вам известно, Святейший епископ Рима, да благословит Господь его самого и деяния его, почти год тому назад выпроводил Ратольда и его отряд из города, не нуждаясь более в его услугах. Много бед и лишений пришлось испытать всем нам по пути в Верону. Нам досаждали и сарацины Гарильяно, и флорентийские воры, а по прибытии нас ждал гнев каринтийского тирана, который не постеснялся одарить прилюдной пощечиной своего собственного сына и распорядился казнить знаменосцев гарнизона, а каждому десятому из нас пригрозил публичной поркой. Не дожидаясь наказания, многие из нас сочли за благо покинуть Верону, тем более что и сам Арнульф вскоре решил убраться восвояси. Беглецы сколотили отряд, который, спустя время и множество злоключений, достиг Милана, потеряв в своей численности почти половину. В пути мы дали обет основать монастырь в честь святого Юлиана, покровителя путешественников, и в настоящий момент ведем сбор средств на его создание.

— Благодарю вас, брат Хатто. Ваши истории интересны и поучительны, ваши намерения располагают к священному трепету. Я желаю вам удачи в ваших стремлениях и обещаю, что непременно буду оказывать помощь вашему монастырю, — сухо и надменно сказала Агельтруда, которой быстро наскучила болтовня простолюдина.