Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Жена штандартенфюрера

— Рад, что ты вернулся, друг мой! Скажи теперь, ты в Берлине насовсем?

— Хотелось бы, Рихарт, но служба зовёт. Мне всего через пять дней нужно быть в Мюнхене.

— Без жены приехал на сей раз?

— Она хотела приехать, но слегла с ужасным гриппом прямо перед моим отъездом. Может, в следующий раз.

— Ну, в таком случае, передавай ей мои наилучшие пожелания.

— Обязательно передам. — Я заметила, как взгляд офицера Фридманна остановился на папином новом значке. — Я вижу, ты вступил в партию?

— Да. Решил не плыть против течения, если ты понимаешь.

— Ну и хорошо, Рихарт. Я за тебя рад. Да что мы всё о политике? У нас, кажется, чей-то день рождения намечался.

Я к тому времени уже надела свой новый кулон и во всю улыбалась красивому офицеру, время от времени поднимаясь на мысочки, чтобы казаться выше. Мама тоже обрадовалась визиту герра Фридманна, как и мой брат Норберт, который немного расстроился, что ему не разрешили сидеть рядом с ним; это было моей привилегией, потому как я всё же была именинницей, и папа усадил меня рядом с нашим почётным гостем, чему я была несказанно рада. Весь вечер они делились историями и воспоминаниями о временах, когда офицер Фридманн и наша семья жили по соседству, пока военная служба не заставила его переехать в Мюнхен.

Вся моя семья, похоже, любила загадочного гостя, только вот я чувствовала себя исключённой из общего круга. Офицер Фридманн был прав, я действительно его попросту не помнила, но он мне всё же очень нравился. Он был настоящим джентльменом, подавал мне блюда и даже налил немного шампанского мне в бокал, когда родители не смотрели.

— Пусть это будет нашим маленьким секретом, — шепнул он мне, подмигнул, и я вдруг почему-то почувствовала, что могу доверять ему. Жаль только, что он жил в другом городе и не знал, когда в следующий раз приедет в Берлин. Я бы точно хотела его ещё раз увидеть.

Офицер Фридманн остановился попрощаться с моими родителями перед своим отъездом, и я целый месяц проходила, думая о нём. Норберт, конечно же, дразнил меня тем, что я влюбилась в папиного друга, а мама только терпеливо отвечала на все мои вопросы о красивом офицере и в сотый раз повторяла истории о том, как они познакомились и начали многолетнюю дружбу. Но вскоре наш хореограф признала, что я имею достаточно опыта, чтобы быть солоисткой, и я сосредоточила всё своё внимание на балете, совершенно забыв о своём детском увлечении. Единственной вещью, напоминавшей мне о том, что мне всё это не приснилось, был маленький золотой кулон, который я носила не снимая, как и обещала офицеру Фридманну.

Кому пришла в голову идея о том, что балет — лёгкая профессия, явно никогда не чувствовал, каково это, когда твоя нога как в тисках зажата в претесном пуанте на протяжении нескольких часов. Но, как мой отец всегда говорил, за всё стоящее нужно работать вдвойне, вот я и страдала, но работала. Я была семнадцатилетней солисткой в одном из лучших театров Берлина, и если это не было стоящим, то я не знаю, что было. И пусть мои пальцы в буквальном смысле кровоточили после восьми часов репетиций, я не могла быть более довольна и горда собой. Очень скоро я буду выступать на одной сцене с лучшими танцорами страны, в первый раз на настоящей сцене, перед огромной аудиторией. Наш хореограф, фрау Марта, в который раз напоминала, что несколько очень важных политических фигур будут присутствовать, а потому мы должны быть на высоте.

«Политические фигуры» меня меньше всего интересовали. Всё, о чем я думала, было то, как будут мной гордиться мои родители, впервые увидев меня на большой сцене. Я разучила свой танец как только могла хорошо, и была уверена, что не совершу никаких ошибок. К тому же, у меня был чудесный партнёр, очень талантливый молодой человек с большими карими глазами и чёлкой, всегда падавшей ему на лоб преочаровательным образом. Сейчас он был занят тем, что подавал мне тонкие бинты для ног, чтобы кровоточащие пальцы не соприкасались.

— Адам, дай я сама всё сделаю. Не хочу, чтобы ты трогал мои ноги, они жутко грязные и противные после танцев.

— В тебе ничего противного быть не может, Аннализа. — Он смущенно мне улыбнулся и снова начал обрабатывать мои пальцы ваткой, смоченной в спирте. Жгло неимоверно, врать не буду. — К тому же, если сейчас не продезинфицировать, грязь может вызвать сильное воспаление. Я такое уже раньше видел и поверь, зрелище не из приятных.