Антонин Згорж - Один против судьбы [Sam proti osudu]

— Я? — искренне изумился Бетховен. — Не могу же я постучать в его дверь и сказать: «Я человек, которого вы никогда не видели, пойдемте потолкуем».

Молодой Лихновский опять загадочно усмехнулся:

— Бернадотт чуткий, образованный человек и любит искусство. Коль скоро местная знать не отвечает на его дружеские приглашения, он собирает у себя избранных артистов. Может случиться, что он пошлет приглашение и вам. Вы пошли бы?

— Прошу тебя, Мориц, никого не зови к тем, кого император считает своими врагами, — произнес быстро князь, прежде чем композитор успел ответить. Он поднялся, и оба брата направились к выходу.

А через неделю почта доставила Бетховену непривычно большой конверт. Он торопливо разрезал этот конверт и извлек плотный лист бумаги, в левом верхнем углу которого в изумлении прочитал:

Посол республики Французской

единой и неделимой

ЖАН ЖЮЛЬ БЕРНАДОТТ

Далее было выведено твердой рукой:

Нижеподписавшийся почел бы за честь, если бы Вы любезно согласились принять участие в вечере, имеющем быть 2 марта 1798 года по случаю начала деятельности посольства .

Композитор был радостно удивлен. Скажите пожалуйста! Двери в таинственный мир французской свободы приоткрываются сами!

Бернадотту удалось наконец, после долгих поисков, нанять для посольства пустовавший дворец, принадлежавший некогда князьям Лихтенштейнам. Он стоял на месте не слишком подходящем — на улице с оживленным движением. Однако нежеланному послу выбирать не приходилось.

Идти или не идти в этот дворец? Императорский двор явно не желал, чтобы между жителями столицы и французами устанавливались какие-нибудь отношения. Людвиг Бетховен решительно сел за стол и написал, что принимает приглашение.

Ранним вечером установленного дня у дома, где жил Бетховен, остановилась карета, и стройный посланец — офицер с трехцветным султаном на шляпе — пригласил его ехать.

Очень быстро они оказались в салоне, где посол встречал гостей. Он понравился композитору сразу, как только пожал ему руку. Его округлое лицо, обрамленное темными волосами, дышало искренностью. Нос, напоминающий орлиный клюв, соседствовал с живыми глазами.

— Я в самом деле очень рад, что вы пришли, — сердечно сказал Бернадотт.

— Не знаю, чем заслужил честь быть приглашенным, — ответил Бетховен.

— Своим творчеством! И мы в Париже знаем, что гордость немецкой музыки составляют три ее звезды — Гайдн, Моцарт, Бетховен!

— О нет, нет, — отвечал композитор, — на третье место я скорее поставил бы Генделя. Ему надлежит занять это место, не мне.

— Ну, придется нам созвездие из трех звезд превратить в созвездие из четырех звезд, — рассмеялся Бернадотт. — Очень надеюсь, что сегодня мы услышим вашу игру. — Он поклонился и обратился к входящему гостю.

Гостей было не более двадцати человек. В большинстве это были молодые певцы, музыканты, выдающиеся актеры. Из высшего венского общества не было никого, если не считать малозначительного чиновника министерства иностранных дел, присланного будто в насмешку.

Бетховен заметил среди гостей молодого Лихновского.

За ужином они сидели рядом. Потом общество перешло в малый зал, где стояло фортепьяно. В пианистах не было недостатка, в певцах тоже. Зазвучали известные арии из итальянских опер, возникли образы «Волшебной флейты». Гайдн был представлен одним из многих его квартетов. Особенно горячо был принят скрипач Рудольф Крейцер, прибывший в Вену в свите Бернадотта.

Бетховен и Бернадотт часто встречались взглядами как за столом, так и во время концерта.

Наконец они смогли побеседовать, усевшись на диванчике в углу комнаты, почти укрытые пальмами. Бернадотт спросил:

— Маэстро, как вы чувствуете себя в моем доме?

— Здесь витает дух революции, и мне это по душе, — ответил Бетховен. — Мне нравится, когда служащие вашего посольства называют вас «гражданин генерал». К сожалению, мне приходится слышать постоянно «высочество», «светлость», «святейшество». Эти слова всегда произношу с отвращением.

— У нас революция просто смела все эти смешные титулы. Мы признаем благородство только одного рода — благородство духа. Его может обрести своим трудом каждый. На важных должностях у нас находятся люди простого происхождения. Возьмите хотя бы наших генералов! Гош был кучером в королевских конюшнях, Ней — сын бондаря, Журдан был мелким торговцем, Моро происходит из обыкновенной мещанской семьи, так же как и я. Оба мы бывшие студенты…