Антонин Згорж - Один против судьбы [Sam proti osudu]

Они погрузились на два парусных судна, которые медленно двинулись по Рейну. Людвиг с удовольствием любовался изменчивым прибрежным пейзажем. Озаренный осенним солнцем родной край радовал его взор. Над зелеными лугами поднимались склоны, по которым ступенями расстилались виноградники. Виноградные ветви пламенели багрянцем и золотом близящейся осени, расстилаясь по косогорам ковром сияющих красок. Казалось, что воздух напоен пьянящим ароматом дозревающего винограда.

Иногда из-за прибрежных холмов возникала голая скала, увенчанная древним замком или таинственными развалинами. В синем зеркале Рейна отражались старинные города и тихие селения, окруженные садами. Бесчисленные яблони в садах склоняли до земли свои ветви под тяжестью плодов.

Княжеские суда доплыли по Рейну до Майнца, а потом пошли против течения по Майну, в край, сплошь покрытый горами. Было много остановок — для отдыха, для ночлега и просто, чтобы повеселиться.

Музыканты с особенной радостью ожидали прибытия в Ашаффенбург — летнюю резиденцию курфюрста Майницкого. Ведь там жил знаменитый пианист Штеркель — капельмейстер, виртуоз и композитор в одном лице.

— Ты должен познакомиться с ним, — говорили Людвигу, когда на горизонте появился не блистающий красотой городок, зажатый между горами и водной гладью.

— Почему же нет? — весело отозвался молодой Бетховен. — Только не вздумайте втравливать меня в какое-нибудь состязание с ним! Музыка слишком высокое искусство, чтобы можно было исполнять ее во имя принципа «кто кого?».

Однако молодые музыканты решили между собой все-таки попытаться втянуть Людвига в состязание. А капельмейстер Штеркель, сам того не желая, помог им в этом. Приветливый, лет около сорока, худощавый и миниатюрный, он принял боннских музыкантов с искренним радушием и не заставил себя долго упрашивать, когда те хотели насладиться его замечательным искусством.

Он сыграл им одно из своих собственных сочинений — концерт для скрипки и фортепьяно. Людвиг поднялся с места и, внимательно слушая, следил за его исполнением. Он смотрел, как пальцы капельмейстера, нежные, почти женские, бегают по клавишам, и рассудил, что игра его такова же, как и его виртуозные руки, — слишком нежная, можно сказать дамская. Он признал, однако, что толки о необыкновенном мастерстве Штеркеля не преувеличены. Этот субтильный пианист действительно умеет обращаться с инструментом.

— Теперь ты сыграй что-нибудь, Людвиг, — сказал боннский скрипач, с удовольствием сопровождавший игру Штеркеля. Он выразительно указал смычком на рояль.

Людвиг колебался. Окажется он лучше Штеркеля, это уязвит хозяина дома. Проявить себя более слабым мастером он не намеревался.

— Жаль! — искренне огорчился пианист-виртуоз. — У меня здесь где-то есть ваше новое сочинение.

— Вы имеете в виду вариации на песню «Приди любовь»? — спросил Людвиг и вспыхнул от смущения.

— Да, да, — весело отозвался пианист и начал быстро перебирать лежавшие на рояле ноты. — Куда же я эту вещь задевал? Должен признать, что я пытался ее играть, но не справился.

— Ого! — воскликнул кто-то. — Такой мастер, как вы?

— В самом деле, поверьте! Некоторые места так трудны, что я не представляю себе сейчас пианиста, которому они были бы по плечу.

— А ты, Людвиг? — отозвалось несколько голосов.

Людвиг, молча улыбаясь, опять покраснел.

— Не принуждайте господина Бетховена, — со смехом заметил Штеркель. — Он не первый и не последний из композиторов, которые пишут для нас, несчастных исполнителей, такое, чего сами предпочитают не играть!

Людвиг вспыхнул от обиды:

— Я хотел бы знать, какие места вы считаете особенно трудными. Пожалуйста, покажите мне ноты.

Штеркель снова усердно принялся рыться в груде нот.

— Я страшно огорчен, но в самом деле не могу найти ваше сочинение. Как видно, я куда-то отложил его, когда убедился, что мне не сыграть его.

При последних словах глаза Людвига сверкнули. Он решительно поднялся со стула.

— Позвольте мне сыграть эту вещь по памяти!

Раздались чьи-то рукоплескания, к ним присоединились другие. Молодой виртуоз позволил втянуть себя в состязание! Людвиг понял, что отступать поздно. Он сел к роялю и начал играть.

Как он играл! Боннцам было известно его мастерство и беспримерное проворство пальцев. Сейчас он превзошел себя во всем. Начал он нежно и сладко, будто бы слегка насмешничая, подражал нежной игре Штеркеля, но потом заиграл в своей манере, более мужественно, но со всей поразительной виртуозностью.