Валерий Замыслов - Град Ярославль

— Стоять, — пожал протянутую руку Оболенский.

Переговоры успешно завершились. Однако Кузьма Захарыч предусмотрительно намекнул Пожарскому:

— Как бы не переврали новгородские послы твои слова. Надо бы в Новгород, вкупе с послами, из Земского собора верных людей снарядить.

— Дело, Кузьма Захарыч.

Снарядили московских дворян Перфирия Секирина да Федора Шишкина, ранее известных новгородцам.

Дипломатический поединок завершился блестящей победой Пожарского, ибо королевская семья никак не могла решить вопроса ни об отпуске Карла Филиппа в Новгород, ни о его крещении в православие.

Переговоры затянулись. Затевая сношения с Новгородом, Дмитрий Михайлович норовил разрешить несколько задач: избежать военного столкновения со Швецией, положить конец намерениям «Новгородского государства» подчинить себе города Северной Руси и способствовать учреждению перемирия на новгородских рубежах. Все эти цели были достигнуты.

Устранив угрозу шведского вторжения, Дмитрий Пожарский отдал приказ о подготовке Земского ополчения к походу на Москву.

У Васёнки даже сердце остановилось, когда Первушка молвил ей о том, что пойдет на Москву с ополчением Пожарского.

— Господи! — всплеснула она руками. — Аль нудит тебя кто? Ну, чего тебе все дома не сидится? То приказные избы рубишь, то из литейных ям не вылезаешь, то под Троицкий монастырь умчишь. Дома-то, почитай, и не бываешь. Аль о таком я супруге грезила?

Первушка обнял Васёнку за мягкие, округлые плечи.

— Не серчай, ладушка. В доме покойно и урядливо, но дела — важнее всего. Не могу я лежать на печи да есть калачи.

— Но в рать-то зачем? — упорствовала Васёнка.

— Аль ты не ведаешь? — ласково заглянул в лучистые глаза Васёнки супруг. — Сердце-то у тебя доброе и великодушное, и ему ль не ведать, для чего собирается в Ярославль со всей земли ополчение? Сотни посадских людей уже встали под стяги Пожарского. А мне что — женским подолом укрыться? Не гоже так, Васёнка.

— Так я ж на сносях. Каково мне без мужа будет?

— Ведаю, ладушка. Но за тобой Матрена приглянет, да и мать твоя чуть ли не ежедень навещает. Все-то, слава Богу, будет. Сыном меня одаришь.

— Так уж и сыном. А вот на зло тебе девку принесу! — Васёнка даже ногой притопнула и тотчас напомнила Первушке прежнюю бойкую, задорную девчушку, какой она была в первые дни их знакомства.

— Сына! — непреклонно бросил Первушка и поцеловал Васёнку в глаза.

— Так-то и уйдешь?

— Уйду, Васенка. Нагляделся я на зверства ляхов в Ярославле, а ныне они на Москве злодействуют.

Заплакала неутешными слезами Васёнка, ведая, что Первушку никакими словами не остановишь. Худо ей будет без супруга любого, ибо без мужа жена всегда сирота. Но ничего не поделаешь, не один Первушка в рать Пожарского норовит податься. Вот и свекор Анисим как-то изронил, что собирается выйти из Ярославля с ополчением. А ведь не молодой, на шестой десяток перевалило, но и виду не подает. Еще могу-де меч в руках держать, зазорно мне будет с бреднем по Которосли ходить, когда слободские мужики в рать поверстались. И чего это мужиков война не страшит? Взять тятеньку. В скольких сражениях побывал, но все ему неймется. Ныне аж к Белому морю ушел, Архангельск крепить. Матушка горюет. Жив ли, вернется с дальней сторонушки? Как не горевать? Самый близкий человек ушел, самый дорогой. Муж!

И тут Васёнка еще пуще зарыдала. Муж! Первушка-то под лютые вражьи сабли пойдет. Жуть, какая!

Страх сковал Васёнку. На нещадную войну сбирается ее любый муж. А он — горячий, необузданный, ежели с врагом сцепится. Так-то и до погибели недолго. Пресвятая Богородица!

Кинулась Васёнка к киоту, пала на колени и принялась усердно молиться. Час стояла, другой, пока не выплакала неутешные, горевые слезы, и пока Божья Матерь не молвила ей: «Молись, неустанно молись за мужа-воина, и он вернется во здравии».

Низко поклонилась Васёнка светлому лику Богоматери, а затем поднялась в светлицу, сказав себе: «И молиться буду, и оберег мужу излажу. Вот и сохранится в злой сече».

В день ухода супруга в рать слезинки не проронила Васёнка, ибо не хотела, чтобы Первушка запомнил ее лицо заплаканным. Продела через его голову оберег на крученом гайтане, крепко прижалась к его широкой груди и, с трудом сдерживая слезы, молвила: