Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Но какие бы ни находились объяснения происшедшему, они теперь уже не могли исправить положение. Свершилось наихудшее. Как ни противься этому, теперь война почти неизбежна.

Услышав ошеломляющую весть о трагедии, произошедшей в крепости Отрар, почти все высшие военачальники предложили сгоряча тут же походным маршем двинуться на султанские земли.

– Понятно, что сложно так быстро поднять большое и разбросанное войско на такой дальний поход, – негромко сказал Сюбетей, и не все его услышали. – В таком деле нельзя слишком спешить. Есть наш с Джэбэ тумэн, недавно вернувшийся из похода… И если хан поставит перед нами задачу, мы-то готовы двинуться в путь дней через десять. Так, Джэбэ?

– Так! Я считаю, что такое вероломство должно быть наказано сразу же. Если отправимся нынче весной, то еще до наступления летней жары успеем обойти весь Хорезм до последнего закоулка.

– Это вы с одним готовым тумэном – а как с подготовкой остальных, вы подумали? Как бы ни велика была ярость, нельзя такое великое дело решать сгоряча. Сперва нужно все подсчитать, обдумать, – сказал Джэлмэ.

– А сколько примерно войск у султана Мухаммета?

– Есть сведения, что под его началом находится сорок тумэнов со всех провинций. И потом, в каждой крепости есть еще свои гарнизоны…

– Да-а… И с такой тучей хотим несколькими тумэнами справиться? Не будет ли это ребяческой выходкой выглядеть, бесполезной?..

– Они знают, о чем говорят. Сюбетей не станет попусту бахвалиться.

– Кстати, в отличие от Китая, у султана много конных войск. И опасность таится в многочисленности этих наших тюркских родичей – кипчаков и туркменов. А они в пустынях воевать умеют, тактика похожа на нашу…

– Ну, а если хорошо начнем, не перейдут ли они на нашу сторону, как кидани в Китае? – послышался глухой голос старика Джаргытая. – Давайте предположим это, постараемся переманить их к себе… Это, возможно, то, что будет за нас, в нашу пользу. А что против? Пусть даже наши мигом облетят всю страну султана, меняя коней, разгромят два-три, ну пять тумэнов врага. А у него их, вы говорите, сорок… Что мы выиграем от этого? Основные силы противника укроются в крепостях, в городах. А наша конница будет шариться по пустым полям, всполошит лишь каких-то простых дехкан, слуг и рабов… И не получится ли в результате, что сами же подвигнем этих людей, сейчас разрозненных и весьма недовольных своим правителем, к их сплочению вокруг своего султана, против захватчиков? Со своим братом-кочевником нам было куда проще, а они – земледельцы, у них совсем другая жизнь…

– Если говорить так, то нам, выходит, не надо ни шевелиться, ни дышать, – пробасил недовольным голосом Хубулай. – Сиди на месте и безропотно сноси оскорбления, какие ни кинут нам… Но с того ли конца мы беремся за дело, горячимся тут? Стоит ли воевать с султаном, если истинный виновник и организатор расправы будет сидеть в Багдаде и руки потирать от удовольствия, глядя на нашу драку?..

Но его не услышали, и заново разгорелся затихший было спор. И у тех, кто настаивал на немедленном отмщении, предлагая напасть на врага, пока еще не угасла ярость, и сломать его дух, и у тех, кто был за тщательную подготовку к войне, – силы стали примерно равны. Каждая сторона ждала, чью сторону примет хан, но тот, по своей старой привычке, был молчалив и бесстрастен.

Время между тем шло быстро, зима проходила, и хан все-таки дал два предваряющих дело приказа.

Первым велел четырем своим сыновьям взять на себя всю организацию подготовки к войне, советуясь во всем с великими тойонами.

Вторым распорядился срочно отправить к султану Мухаммету давно готового к дороге илчи – Хабырай-Беге с двумя всего сопровождающими.

– Идешь на нелегкое дело, – сказал хан, со скорбью глядя на опустившегося перед ним на колено Хабырая-Беге. – Обойди Отрар стороной и направляйся прямо к Самаркандской крепости, где находится сейчас, по нашим сведениям, Ставка султана. И передай ему мои слова: «Султан Мухаммет! Мы с тобой дали друг другу твердое слово, что будем договариваться о вечном мире и защищать купцов. Твоя сторона вероломно нарушила слово, ты поступил неподобающе для султана страны с такой великой религией, как Ислам. Если не имеешь отношения к этому грязному деянию, скажи свое слово и отправь виновного Хайырхана ко мне. Если же ты не сделаешь этого, я вынужден буду прибыть лично в поисках виноватого. Тогда все, что дорого тебе, покажется никчемным. Зеленая твоя страна покроется пеплом, постелью твоей станут кости твоих подданных. И весь страшный грех за это, вся кара падет на твою голову! Я сказал! Ты услышал!..»