Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– А разве хорошо будет, если враг сюда нагрянет? – подзуживает иногда Чюйэ дядю.

– Да кто позарится на наши убогие земли? Какой сумасшедший народ станет пересекать песчаные пустыни, чтобы завоевать пустую степь, что им тут делать? За многие века никто, кроме нас, что-то не захотел тут поселиться – а сейчас захотят?! Да у нас уже и врагов-то не осталось…

Чюйэ каждый день гадала-прикидывала, когда же может приехать муж.

И однажды утром, увидев движущийся к ним с западной стороны конный отряд, она насторожилась, сердце отчего-то замерло тревожно: почему их так много?.. Дабан не стал бы собирать себе большую свиту. А когда монгольские всадники подъехали ближе, она увидела их суровые, насупленные лица. Ее узнали сразу, поприветствовали почтительно, но почему-то никто не смотрит ей в лицо, в глаза… Почему? Что случилось?.. И где же среди них Дабан? Почему его не видно?..

Молча подвели к сурту двух лошадей без седоков, с золочеными седлами, через которые болтались пустые рукава боевых кольчуг из переплетенных железных колец. К лукам седел приторочены колчан и боевой лук, сабля, шлем с золотым ярлыком тойона-мэгэнэя, со знакомым пером на верхушке…

Когда погиб отец Чюйи, всё было вот так же… Тогда ей было ровно столько, сколько сейчас сыну, но до сих пор всё так и стоит перед глазами.

Закачавшуюся на ослабевших сразу ногах Чюйю поддержала старая невестка, обняла… Дядя Чилайин подхватил на руки выбежавшего из сурта маленького Чимбая, прижал к груди.

– О-о, горе!

– Горе… Какое горе!..

Старый Джаргытай, которому сам хан поручил довести до семьи печальную весть, что-то говорил, тряся бородой, но звуки его немощного голоса тонули в вечном перекатном грохоте реки Селенги.

И только когда высокий тойон-тюсюмэл шагнул вперед и развернул свиток бумаги, под его молодым сильным голосом, показалось, притихли несколько и река, и шумевший в осенних деревьях ветер, внимая человеческой воле:

– Я, Чингисхан народа монгольского, своим указом во исполнение его воли назначаю Чимбая, правнука почитаемого всеми нами Соргон-Суры, внука тойона тумэнэя Чимбая и сына тойона-илчи Дабана, правителем крепости Отрар. Я сказал, вы услышали!..

И река будто подхватила сурово-горестный отклик людей, а ветер понес его дальше по свистящим волнам старого ковыля:

– Ты сказал! Мы услышали…

В ту осень Селенга до самого позднего ледостава катилась и ворочала камни, как никогда полноводная, и все никак не хотела замерзать, не хотела успокоиться, как человеческое горе – полноводное не меньше её…

В начале же зимы новому правителю далекой провинции и крепости Отрар исполнилось пять лет.

Из почти пятисот человек – илчи, военной охраны и купцов – каким-то чудом уцелел лишь один Игидэй. Избежав расправы, с большим трудом выбрался из крепости, несколько раз чуть не попав в руки рыскавших везде конных разъездов и тайных засад, добрался до своих, сообщил страшную весть…

От ярости и горя туманился разум.

Такого вероломства никто, конечно, не ожидал: во всем известном человеческом мире, а в Степи особенно, издревле принято и строго соблюдается правило неприкосновенности илчи, прибывших из другой страны, их безопасности при всяких обстоятельствах, степенях вражды. Да, нарушения этой заповеди, понятной и знакомой всем, были всегда – но каждый такой из ряда вон выходящий случай неизменно и гневно осуждался всеми как святотатственный, не меньше, а имена виновников навсегда покрывались позором.

Даже правитель, ищущий предлога для развязывания войны, прежде чем совершить подобную подлость, должен был крепко задуматься: это ведь значило бы навеки запятнать собственную честь и честь своей страны. Очевиден здесь был явный расчет: убить близкого друга Хайырхана, не скрывавшего своей симпатии к монголам, чтобы тем самым удалить правителя провинции из крепости и запугать его недалеких подчиненных подложным фирманом султана. Несомненно, что и султан при ясном уме не мог издать подобный указ. Из этой беды мог извлечь выгоду лишь один человек – багдадский халиф Насир. И с какой простотой увенчались успехом его многолетние подлые старания поссорить, поставить друг против друга двух властелинов, натравить на своего врага третью, совсем не желающую этого силу…