А Чархай словно все видел и слышал. Лицо его, только что сведенное судорогой последнего мучения, постепенно разглаживалось, менялось, даже приобрело какое-то торжественное, освобожденное от земных забот, приподнятое выражение. Он словно бы вытянулся, грудь его гордо поднялась, как у нукера в строю…
Тэмучин тогда впервые видел так близко кончину человека. Сколько же родных ему людей он потерял с тех пор, проводил в неведомые края! Но оттого ничуть не стала понятней странная и высокая тайна перехода жизни в смерть.
* * *
Перед самым походом сюда Усуй-Хотун попросила его прийти к ней в сурт и сказала наедине, глядя ему в глаза:
– Мы-то надеялись, что все устроилось, наконец, и мы до поры до времени поживем без тревог. Но где там… Вот и теперь ты отправляешься, только уже на запад.
– Так надо. Не я сам – нужда нас отправляет… И я думал пожить хотя бы несколько лет спокойно после завоевания Китая, но… Чтобы понятней было: в западной стороне сосредотачиваются сейчас силы, которые опасаются нас и хотят упредить. Если не урезонить главных зачинщиков – мэркитов и сбежавших отсюда найманов, пока не поздно, то может случиться очень для нас неприятное. Потому и заторопился.
– Хоть я и не разбираюсь во всем этом, но главное-то, кажется, понимаю, – по обыкновению не спеша протянула Усуй-Хотун. – Нельзя упускать время, так? Иначе даже ничтожное может разрастись до беды, и самое простое станет неразрешимым. Но я хочу сказать про другое…
– Ну? – Тэмучин не то что удивился, но оживился в ожидании чего-то действительно другого, ибо от разговоров о западе в последнее время все устали. – Я слушаю тебя.
– Хоть и были нелегкими все эти походы, но все же они не прерывали связи с родиной. А сейчас в нашем Иле такие расстояния, что человек, выехавший с одного конца осенью, прибывает на другой к весне… – Усуй, выложив в ровный ряд слова, словно обточенные речным течением камушки, вздохнула и, глядя в глаза ему, продолжала: – И вы теперь отправляетесь очень далеко, самое малое на триста кес. Из такой дали не вернешься навестить, когда пожелаешь. Все это, конечно, не очень хорошо повлияет и на жизнь всего войска, и на остающихся здесь. Это одно. А другое касается тебя…
– Хм… – Хан, не показывая удивления, выжидающе и молча смотрел на свою хотун.
– С тобой сперва поеду я, потом меня сменят Хулан с Усуйхан.
– Я недолго там буду. В будущем году, надеюсь, вернусь.
– Ну, это решит обстановка, какая сложится, не будем загадывать. Дорога будет дальняя и изнурительная, так что лучше тебе не возвращаться назад столь быстро. К тому же нельзя оставлять войска, так далеко оторвавшиеся от родной земли. Пока там все будет окончательно решено и устроено, пройдет не меньше трех-пяти лет, как это обычно бывает… – сказала Усуй-Хотун твердо, но на мужа посмотрела жалеюще. – Я о другом хочу сказать…
– Слушаю тебя, моя верная.
– А ты не обидишься? Хочу сказать тебе правду, которую до сих пор никто, уверена, не осмеливался тебе сказать…
– Так скажи.
Хан все так же выжидающе смотрел на нее, а сам с некоторой тревогой думал: что же это может быть? Странно, но только недавно он понял, что Усуй в чем-то превосходит его, возможно, в чем-то сильнее. И, наверное, поэтому он всегда не то что побаивается этой своей всегда такой выдержанной, такой спокойной и уверенной жены, но держится с ней несколько настороже, в собранности… После матери именно и только она была тем человеком, который порой додумывает за него недодуманное, исправляет огрехи некоторые, как бы между делом и необидно указывает на ошибки.
– Пришла пора определиться, мой повелитель, кого из сыновей ты оставишь после себя преемником, посадишь на трон хана…
– Вот как? – хан, хоть и подготовился внутренне, но все же малость растерялся от такого неожиданного продолжения разговора, и сразу горячо почему-то стало в груди, кровь прилила к лицу. – Ты так думаешь?
– Да. Тебе уже много лет… И до сих пор не слезаешь с седла, из одного похода не возвратившись еще, замышляешь другой. Вижу, что иногда ты настолько устаешь, что уже и время не различаешь. А все эти сражения, из которых ты не вылезаешь?.. Вся жизнь твоя – сплошная опасность, и мы так иной раз переживаем за тебя, что… И невольно думаешь: вдруг случится несчастье какое-нибудь? Охрани нас от такого, Вышний Тэнгри, но… Что станет тогда с Илом, распростершимся на полмира, где столько народов? В чьи руки попадет – и в одни ли? Нет, пора об этом подумать, ибо никто из нас, смертных, не может заглянуть и на день вперед. И обязательно бы решить это.
Читать дальше