Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Ача-хотун взяла хур и запела.

Люди встали у костра плотным кольцом, околдованные ее голосом, который хотелось потрогать, как диковинную птицу, как сочную степную траву, как серебряную иглу, в ушко которой вдернуты разноцветные нити. Но что за чудо человеческий голос, если в нем нет стона и плача, нет стенаний, подобных шаманским, а душа слушающего пение не готова исторгнуть слезы. Уж не слеза ли – зародыш песни? Уж не песня ли – семя души певца, искусно вливаемое в чужие души и роднящееся с ними? Пой, хотун, пой… Пой, сирота! Расплескай до дна, опрокинь свою душу, в ней накопилось столько бессмысленных страданий и боли…

И лишь один человек казался невозмутимым – Джамуха гур хан.

Невозмутимость Джамухи была невозмутимостью канатоходца. По канату, натянутому над пропастью между смертью и жизнью, он шел, а пока шел – жил. Он уже не хотел, чтоб кто-либо следовал за ним, ибо раньше этот тонкий канат под ногами казался Джамухе широкой тропой от жизни к жизни, от подножия кургана – к его вершине. Иногда он мнил себя сильнее и могущественней всех, а нынче ему все чаще кажется, что есть Некто, по ладони которого он ползет, как божья коровка, а морщины и линии этой ладони кажутся ему горами, реками, долинами…

И в моменты небесных прозрений самый воинственный человек существом своим вдруг понимает все спокойствие овцы, идущей на заклание, – судьба ее предопределена свыше. Так зачем же многолетние мытарства и пролитая кровь, зачем трата сил на одоление судьбы и хитроумные маневры на пути к вершине власти? Кого ты наделил счастьем, Джамуха? Вспомни: когда Тэмучин еще не был ханом и даже главой своего рода, то лучшие и из живых людей – Джэлмэ, Мухулай, Хубулай, Боорчу, Джиргидэй, Най, Хулдар, равных которым нет по Степи, – собрались вокруг андая, словно зачарованные высотой его помыслов, правдивостью души и силой поступка. А сколько тойонов приближал ты, Джамуха, снисходительно улыбаясь их недалекости и надеясь лишь на себя, на свою везучесть и сметку? Ткань вроде бы одна, да халаты разные: может быть, ты не умел видеть, Джамуха, и высшие силы играли тобой, как воздушные потоки играют китайским драконом? Ведь все те, кого приближал андай, делались словно бы выше собственного роста, преображались, как деревья после обильного ливня. Тот же Хорчу – разве он не обретался в последних из его конников? Вечно заикался, не мог выговорить слова. Так слепец не может вдернуть нитку в игольное ушко, и над ним потешаются жадные до развлечений нукеры… Это ты, Джамуха, тоже желая поразвлечься, отправил сие ничтожество к Тэмучину в подарок с поручением рассказать про тот свой сон и, если сон окажется в руку, то попросить у Тэмучина тридцать жен – не меньше. И что же? Андай принял того в свои ладони и теперь уже, говорят, назначил тойоном-мэгэнэем. А будь он у тебя, Джамуха, ты бы ему и арбана не доверил – ведь так?.. На каких же струнах людской натуры играет Тэмучин – тайна тайн! Его народ свободен и легок в управлении, он изгнал тебя из Степи, Джамуха, и ты не смеешь нынче даже сунуться туда. Ты прячешься в скалах со своим несчастным сбродом. Повинны ли эти поверившие тебе люди в том, что ты оказался слепцом и увел их, увлек на самый край пропасти и тьмы?

Долго стоял Джамуха поодаль от костра, глядя на лица людей в оранжевом полусвете пламени. Они пели его любимую песню:

Что творит песня! Лица людей, забывших о лишениях, были спокойны, радостны. Глаза молодо поблескивали. Песня позволяла им ощущать себя единым народом, отличным от стаи диких животных или отары овец тем, что путь их освящен общей великой целью. Ах, несчастные! Что творит с вами песня! Но кто творит песню?..

Ача-хотун, не дождавшись конца песни, поднялась и незаметно выгребла из ее течения, из круга неровного света во тьму, где пребывал вельможный муж. Глаза ее – черные ласточки – еще не успели превратиться в ночных сов и она натыкалась на кусты и деревья, вытянув впереди себя руки, осязающие темную ткань ночи. С улыбкой подглядывал за ней Джамуха и когда она оступилась и повалилась в снег, кинулся на пташку высоколетным соколом, целуя родное лицо, глаза.