Конрад Мейер - Юрг Иенач

Герцог был уже совершенно готов к отъезду. Он закончил последние дела и простился с хозяевами дома. Французских офицеров он, правда, принял, но, сказав им несколько любезных слов, поспешил их отпустить. Последние часы пребывания в Куре он хотел собраться с духом и, сколько возможно, отдохнуть.

Он охотно отказался бы на завтрашнее утро от всяких проводов и прощальных церемоний, однако доктор Фортунатус Шпрехер со слезами умолял его не наносить такой несносной обиды городу Куру, который вместе со всей страной столь многим ему обязан и, невзирая на досадную видимость, не поколебался в своем благоговении перед его обожаемой особой; и герцог, иронически про себя усмехаясь, подчинился этому желанию, проистекавшему из полнейшей растерянности.

Когда камердинер ввел Лекка, Генрих Роган встретил его со спокойным достоинством и похвалил за быстроту и распорядительность в исполнении приказа о выводе войск из Вальтеллины.

— Раз уж это неизбежно, нам не приличествовало медлить, и я благодарен вам за то, что своим стремительным переходом вы сократили мое пребывание в Куре, которое стало мне в тягость.

Барон Лекк испытующе посмотрел в бледное лицо своего генерала и довольно резко возразил:

— А я, ваша светлость, боялся, что своей исполнительностью нанес ущерб интересам Франции. Вам, надо полагать, известно, что ваш секретарь привез из Парижа контрприказ; но вы приказывали мне торопиться, и потому он опоздал. К великому моему сожалению, Приоло встретил меня уже по эту сторону перевала, в селении Шплюген.

— Приоло вчера отпросился у меня и вчера же уехал. Так что потребовать от него отчета я не могу, — пожав плечами, ответил герцог. — Мне лично ничего не известно о втором приказе, якобы посланном вам через меня в отмену первого.

Лекк открыл бумажник и показал герцогу распоряжение, за подписью короля и Ришелье, где в самой решительной форме приказывалось ему оставаться с войсками в Вальтеллине и своим доблестным оружием во что бы то ни стало восстановить честь Франции.

Скорбная складка глубже врезалась в бледный лоб герцога, который раскрыл лежавший на столе портфель и развернул присланную доверенность на заключение навязанного ему граубюнденцами договора. Бумага, датированная тридцатым марта, была подписана в Сен-Жермене Людовиком XIII и кардиналом Ришелье. Он сопоставил ее с приказом, который вручил ему Лекк.

— Под обоими документами стоят подписи короля и кардинала, — задумчиво сказал он. — Взгляните сами. В подлинности их и тут и там сомневаться нельзя. Приказ, посланный вам, приносил в жертву мою честь, а возможно, и жизнь… Почему вы не выполнили его?

— Потому что он пришел с опозданием, я успел очистить крепости от войск, — сухо ответил Лекк. — А главное, — поспешно, с теплотой в голосе присовокупил он, — я не хотел при создавшемся положении действовать без ведома вашей светлости. Я полагаю, что, имея на руках последний королевский приказ, мы ничего пока не упустили. Еще не поздно исполнить волю и желание короля и отомстить за предательство, позорящее Францию. Тем более сейчас, когда полководец и войско снова вместе! План мой готов, благоволите выслушать его. — Он повел герцога в, полукруглый, выступающий наподобие башни фонарь, где все окна были настежь в эту тихую, теплую майскую ночь, и приглушенным голосом продолжал: — Ни в городе, ни в окрестностях граубюнденских войск сейчас нет. Иенач перевел свои полки в Претигау во избежание стычек с нашими солдатами, которые возмущены бесславным отступлением. Только мелкие отряды ополченцев охраняют ворота. Иенач и полковые командиры собираются завтра с бесстыжим злорадством эскортировать нас до границы, а пока что бражничают в питейном заведении «Колокол», празднуя наш уход. Видите, освещенные окна во второй улице отсюда? Там они и пируют.

Месть всецело в наших руках. В городе сто пятьдесят наших офицеров, все, как на подбор, храбрецы, и все готовы своей дворянской шпагой отмстить за оскорбление, предательски нанесенное Франции.

Мы неслышно займем все выходы из «Колокола», ворвемся туда всем скопом и перебьем упившихся граубюнденцев. Я договорился в лагере, чтобы по моему условному знаку городские ворота были снаружи взорваны петардами. Наши войска войдут в город и займут его. Жители Кура в большинстве своем всегда были противниками испанских интриг и тяготели к йам, французам. Частью добровольно, а частью по принуждению они крикнут: Vive la France! [8] Да здравствует Франция! (франц.) — и, будьте покойны, ваша светлость, через несколько дней вся страна присоединится к ним, потому что всем претит союз с Испанией. Главный зачинщик должен поплатиться первым — расправу с ним я беру на себя. А едва только Иуда получит заслуженную мзду, — не сдерживая своего бешенства, воскликнул он, — все, поверьте мне, мигом примет иной оборот!