Валерий Замыслов - Иван Болотников. Книга третья «Огнем и мечом»

— У-ух, добро!.. А ну поддай еще, Иван Исаевич!

Болотников поддал, и в бане стало нестерпимо жарко. А Илейка знай хлещется, знай упоенно покрякивает. Затем наступил черед лезть на полок Ивану Исаевичу. Веник прытко загулял по смуглому литому телу.

— Поддай и ты, царевич!

— Да ты что? Глаза лопнут! — хохотнул Илейка.

— Поддай, дьявол! Поддай!

Вскоре выскочили в сени и повалились на лавки. Передохнули — и вновь на полок. Затем, чистые, красные, разомлевшие, долго сидели в предбаннике. Толковали. Илейка неожиданно молвил:

— Поди, ведаешь, Иван Исаевич: обо мне всякие байки ходят. А как ты думаешь — казак я аль царский корень?

— Вестимо — царевич, — улыбнулся Болотников. — Куды уж мужику-недосилку трижды на полке в лютый пар под лютым веником выстоять. Царе-е-евич!

Илейка ткнул кулаком Болотникова в бок, весело и громко рассмеялся.

— Хитер ты, Иван Исаевич, хитер!.. А теперь кваском да медком тебя потчевать буду.

Квас был из погребка — холодный, ядреный. Добрые были и ставленые меды: вишневый, смородиновый, малиновый…

— Давно таких не пивал. Богато живешь, царевич.

Илейка пристально глянул Болотникову в глаза.

— Никому не поведаю, а перед тобой откроюсь. Да тебя и не проведешь. Угадал ты, не царевич я. Одного мы с тобой, Иван Исаевич, звания — подлого. Был и холопом, и бурлаком, и казаком. Хватил лиха. От бар по горло ярма нахлебался. Ненавижу их, псов! Каждого бы на стене распял. Сколь я их переказнил и еще казнить буду… А вот ты мне люб. Я тебе, Иван Исаевич, готов земно в ноги поклониться. За жизнь твою праведную, за дела богатырские. Народ о тебе песни слагает. Крепко верю, что обрету в тебе содруга верного.

— Спасибо тебе, казак, — тепло проронил Иван Исаевич и стиснул Илейкину руку.

На другой день собрались на совет «царевич» Петр, Болотников, Григорий Шаховской и Андрей Телятевский. Думали каким путем идти на Москву.

— Надо идти на Серпухов. Побьем Шуйского — и к Москве. Иного пути не вижу, — убежденно высказывал Телятевский.

— Рисково, — возразил Иван Исаевич. — В Серпухове, как доносят лазутчики, стотысячное войско. У нас вдвое меньше. Сеча будет не из легких, не одну тыщу ратников потеряем. А сколь их уже пало! Хлебопашцев, городских ремесленников! Поберечь надо трудников. Победу можно и не столь тяжелой ценой добыть. Надо обойти главные силы царя. На Москву разумнее идти через Каширу и Коломну, войск там не так уж и много. Одолеем! Москва же осталась без рати. Все полки ушли в Серпухов. Взять ныне Москву будет куда проще. Так что в обход Серпухова, воеводы!

— А царское войско дремать будет? — усмехнулся Григорий Шаховской. — Он был на стороне Телятевского. — Да оно тотчас Москву осадит.

— Пусть осадит. Москву Шубнику не отдадим! — веско молвил Болотников. — С нами будут все москвитяне. Трудникам нужен новый царь. Праведный царь, дабы народ боле в оковах не жил. И войско наше возрастет десятикратно. Стоит нам овладеть столицей, как к Москве со всей Руси хлынут повстанцы. Шубник окажется меж двух огней. Ему не устоять. Да, мнится, и сечи не будет, коль в Москве утвердимся. Разбежится царево войско, как не раз уже разбегалось.

Но Телятевский был непреклонен: надо прежде всего разбить серпуховскую рать, всякие обходные пути к победе не приведут.

Поднялся Илейка.

— Иван Исаевич прав. Ныне идти на Серпухов рисково. А рисковать нам никак нельзя. Обойдем Серпухов. Веди на Каширу рать, Большой воевода! — молвил твердо, выделив последние слова.

У Телятевского задергалось веко. Шаховской глянул на своего друга и похолодел. Сейчас князь сорвется: «царевич» не только не принял его плана, но и не поставил в челе войска. Придется именитому князю идти под рукой своего же холопа. Непременно сорвется! В гневе же Андрей Андреевич страшен, может и «царевича» против себя настроить. А это опасно. Упреждая Телятевского, успокоительно молвил:

— Царевичу видней, Андрей Андреич. Пожалуй, и впрямь толковей идти на Каширу. Войско там махонькое, враз и осилим. А затем и Москву возьмем… Давайте-ка выпьем за удачливый поход.

Телятевский молчаливо и хмуро осушил чару.

В тот же день Илейка казнил дворян, взятых в плен на Пчельне. Казнил в кремле у Губной избы.

— Поглядим, воеводы, как изменники моего дяди-государя будут под саблями стоять.

Дворян казнили на высоком и просторном помосте — вводили сразу по четыре человека и отсекали головы.

— У меня этих псов боле пяти тыщ накопилось. Никого не пощажу, — сурово произнес Илейка.