— Так вы, говорите, с экспедицией сюда пришли? — завел разговор Васька Донцов, мордатый широкоплечий парнишка.
Арбенин молчал. Он хотел побыть наедине со своими раздумьями. Ответил, правда, тоже неохотно, Сибирцев:
— Да, исследуем здешние места…
— А что ищете? Не золото?
— Нет, следы древних людей.
— А-а-а… — многозначительно протянул тот. И замолчал, почувствовав, что попутчики оказались не очень-то разговорчивыми.
Краешком глаза Арбенин наблюдал за Богданом. Жалко было младшего Друга! Спасибо знахарке Евлампии, подкрепила его здоровье. Слава Богу, ходит теперь самостоятельно, да и стал смышленее, но память пока не вернулась. Тот сидел, безмятежно улыбаясь, и что-то бормотал под нос. Неужели стихи?
— Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем.
Струя огонь, я гибну сам, как дым.
Боже! Да это же — Бальмонт! И как гладко читает! Нет, нет! Все в порядке с Богданом! А тот продолжал шепотом декламировать:
— Есть только мысль, есть призрачное море,
Я чувствую, что эта жизнь есть сон…
И в мыслях Арбенина тоже побежали строки:
«И, весь дрожа от нестерпимой боли,
Живя у самого себя в неволе,
Я ранен насмерть разумом моим».
— Тп-р-у-у! Приехали! — Васька Донцов остановил подводу. — Вот и развилка на Анисимовское! Мне — налево, вам — прямо! А если быстрее надо, видите — тропа? Можно и по ней напрямки пройти!
Первая декада августа 1913 года.
Вера Арзамасцева в этот день давала урок своему любимчику Володе Каменскому. С ним она продолжала заниматься и летом, правда, не настолько часто, как во время учебных занятий. Спросите, почему? Конечно, неплохо всегда иметь карманные деньги. Но главное — даже не в этом! А вот что бы она сейчас делала дома? Перебирала бы гардероб? Надоело! Опять в голову будут лезть мысли о том, что нечего надеть! Рукодельничала бы? Не очень-то и рука набита, если не сказать, что «вообще»… Ходила бы по выставкам? Да везде одно и то же! Сколько можно? Опять не удержишься, купишь картину, а куда повесить, когда все стены заняты? Вон там, за шкафом, стоит даже парочка нераспакованных полотен.
А последнее приобретение — с розой на кинжале, так и осталось самым любимым. И ведь как напоминает оно блоковскую драму «Роза и крест»! Такое же печальное и волнующее… «Сердцу закон непреложный — Радость — Страданье одно!» И почему не поставили спектакль по этой пьесе? А то бы сходила в театр…
Ох! Если бы не занятия с Володей, валялась бы с книгой на диване… Итак, «Графиню Рудольштадт» Жорж Санд уже дочитала! А после нее — еще и «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, и «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте… и что еще? Забыла… Зато из новинок — «Романтические цветы» Николая Гумилева, ахматовский сборник «Вечер» и… что-то еще…
Задумавшись, она не заметила, как Володя отложил в сторону тетрадку и внимательно смотрел на нее темно-коричневыми глазами из-под пышных, девичьих, ресниц:
— Вера Валерьевна! Я закончил!
Она мгновенно вышла из раздумий и посмотрела на него. Темнобровый и смуглолицый — видно, где-то поджарился под солнцем, он так походил на персидского мальчика из школьного учебника…
— Уже? Давай проверим… — и она пробежала взглядом по аккуратным строчкам рукописного текста. — Ну что ж, отлично… отлично… А скажи-ка мне, Володя, чем тебе нравится персидский язык?
— Он легкий… многие слова из русского…
— Например?
— Ну, например, «базар», «див», «шах»…
— Стоп! — прервала его. — Эти слова не из русского, а наоборот — из персидского! Понял? Это мы их заимствовали. И не только эти, но и многие другие! У них «бахче», у нас — «бахча», у них — «кареван», у нас — «караван», у них — «парче», у нас — «парча»… А есть еще, Володя, слова, которые персияне на самом деле переняли у русских.
— А какие?
— Это уже более современные! «Бензин», «бигуди», «самовар»… Кстати, у нас «са-мо-вар» пишется через «о», а у них — «са-ма-вар» — через «а». Или «бочка»! У нас просто «боч-ка», а у них — «бош-ке»… Ну ладно… то, что язык показался тебе легким, это понятно… А что еще?
— Он такой мелодичный…
— О! Молодец! И ведь многие поэты с удовольствием изучают персидский и делают переводы. Есть такое понятие как «поэтическая сладость» — так вот, это о персидском языке… А как ты относишься к поэзии? Чьи стихи читал? А знаешь ли их наизусть?
Читать дальше