Джудит Керр - Как Бог съел что-то не то

Макс выглядел ошеломленным.

– И что, теперь все время вот так? – не мог поверить он.

– Нет, – утешила его Анна. – Это худшее из того, что у нас уже было, – она вспомнила розоватое небо и добавила: – Должно быть, очень сильный пожар.

К ночи интенсивность воздушных налетов не ослабла, и фрау Грубер, хозяйка гостиницы, предложила желающим ночевать прямо в холле. Она принесла коврики, постояльцы помогли сдвинуть столы, и скоро холл превратился в место для привала. Кто-то устроился на стульях, подложив подушку под голову. Кто-то улегся прямо на полу, подстелив одеяло. Кто-то переоделся в пижаму или халат. А кто-то остался в обычной одежде и прикрылся пальто – на случай, если бомба упадет на гостиницу: тогда можно сразу выскочить на улицу. Автор книги о природе юмора надел полосатую пижаму, твидовый пиджак и шляпу.

Когда все более или менее обустроились, фрау Грубер, уже в халате, появилась в холле с подносом. На подносе стояли чашки и кувшин с какао – будто собравшимся предстояло отмечать общий праздник.

В какой-то момент весь свет, кроме маленькой лампочки в углу, выключили. И фрау Грубер, которую все происходившее почему-то приободрило, пожелала всем доброй ночи. «Ну не смешно ли это? – подумала Анна. – В сложившихся обстоятельствах?»

Анна лежала на полу рядом с Максом, голова под столом. Мама и папа заняли два стула вдоль прохода. Как только в комнате стало темно, на тяжелое уханье и удары, доносившиеся снаружи, уже невозможно было не обращать внимания. Анна слышала звуки летящих самолетов – раздражающее жужжание, напоминавшее комариное, только на несколько октав ниже, – и звуки падающих бомб. Бомбы по большей части падали далеко, и то взрывы были довольно сильными. Некоторые люди умели различать по звуку немецкие и британские самолеты – но не Анна. Для нее все самолеты гудели по-немецки.

Она чувствовала, как люди вокруг двигаются и перешептываются: всем было не до сна.

– Макс? – позвала Анна тихо.

Он тоже не спал и повернулся к ней:

– Ты в порядке?

– Да, – шепнула она. – А ты?

Макс кивнул.

Анна вдруг вспомнила, как была маленькой и боялась грозы. А Макс ее успокаивал – объяснял, что в небе гремит, потому что Бог что-то не то съел.

– Ты помнишь… – начала Анна.

И Макс тут же подхватил:

– Я как раз об этом подумал: Бог что-то не то съел. Ему в это время должно быть не по себе.

Анна засмеялась. Но потом они оба замолкли, прислушиваясь к жужжанию самолета. Казалось, он кружит прямо у них над головами.

– А ведь я мог мирно лежать в кровати на острове Мэн, а Отто рядом почитывал бы Вудхауса, – заметил Макс.

Жужжание сделалось тише, потом снова усилилось (кружит над нами, подумала Анна) – и наконец растаяло где-то вдали.

– Макс, в лагере было очень плохо? – спросила Анна.

– Да нет, – ответил Макс. – После того, как мы уже обосновались. Я имею в виду, никто не зверствовал или что-то вроде этого. Мне был отвратителен сам факт, что я в лагере. Я не должен был там оказаться.

Анна подумала, где должна была оказаться она: здесь, в гостинице, среди других беженцев? Точно так же она могла оказаться где-то еще.

– Понимаешь, – сказал Макс, – может, это звучит самонадеянно, но я часть этой страны. Я понял это еще тогда, когда пошел в английскую школу. Вдруг почувствовал: у меня есть право так считать. Джордж и Билл думают так же.

– Да, – согласилась Анна.

– Я хочу одного: делать то же, что и другие. Мне должны это позволить. Представь себе, в лагере были люди, считавшие себя везунчиками – потому что там безопасно. По характеру я, наверное, человек не армейский. И видит бог, мне совсем не хочется погибнуть. Но для меня в тысячу раз важнее оказаться в пехоте вместе с Джорджем или в Военно-воздушных войсках вместе с Биллом, чем считаться каким-то особенным!

Раздался страшный грохот, гораздо ближе, чем раньше. Все здание затряслось. Анна почувствовала, как под ней задрожал пол, и в ее сознании всплыло слово «обстрел». «Я под обстрелом, – подумала Анна. – Я лежу на полу гостиницы “Континенталь”. На мне розовая пижама. И я в эпицентре обстрела».

– Макс, тебе страшно? – спросила Анна.

– Не очень, – ответил Макс.

– И мне тоже не очень.

– Знаешь, – заметил Макс, – мне даже легче от мысли, что я переживаю это вместо со всеми!

Налеты продолжались всю ночь. Анна спала урывками: ее то убаюкивало гудение самолетов, то будил отдаленный грохот. Наконец в половине пятого утра объявили отбой и в холле появилась фразу Грубер. Эскалацию воздушной войны, предпринятую Гитлером, она восприняла как личный вызов и решила ответить на нее чашками с чаем. Фрау Грубер отодвинула шторы затемнения, и Анна с удивлением увидела, что Бедфорд-террас выглядит как обычно. На улице было пусто, обшарпанные домишки молчаливо стояли под бледным небом – как будто прошедшая ночь ничем не отличалась от предыдущих. Дверь в доме напротив открылась, и оттуда вышла женщина в брюках и пижаме, надетой поверх брюк. Она внимательно взглянула на небо – прямо как Анна минуту назад. Потом зевнула, потянулась и ушла обратно в дом – то ли досыпать, то ли готовить завтрак.