Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Такое у меня знание после всего этого, что у нее экран какой-то, какая-то карта, по которой она определяет самочувствие Т.

Тамаре плохо. Боли в пищеводе. Она плачет. Всю ночь стонала, не спала. Господи! Неужели вместо Парижа угодит она в больницу. Пронеси, Господи!

Теперь забота – Зою надо перевезти в «нехорошую» квартиру к Оле Кручининой – хорошей. Ей там будет хорошо. Что меня ждет в этом, новом, году? И чем был 93-й знаменит – «Живаго» и хорошими заработками. Вышла книга. Опять же выручил театр.

Любимов.- Многие спрашивают, вы не обижаетесь?

– Неужели, Ю.П., вы думаете, я бы выпустил кни

гу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова есть, безусловно. Взаимоотно

шения актера и режиссера – невидимые миру слезы. Всё замешано на диком тщеславии и самолюбии.

Любимов.- Да я сразу принял сторону и вступился за Рубена. Хотя у меня с Захавой, ну, он давал мне всё. Но меня мадам втянула. Но Рубен талантливей.

– Да, ради дела.

БойкоСаша. – Книга заставила меня вздрогнуть. Наверное, правильно, что ты напечатал ее. Хотя переварить это трудно. Книги: читаешь – хорошая, плохая – тут же забываешь. Твоя книга заставила меня задуматься.

Гайсенокслова потрясающие говорил. Повторил он мне то, что Любимову говорил.

Диалог

Вошла девушка лет тридцати пяти с чрез- выяайнылшобъемамигрудиибедер, внушающи- мией, очевидно, какую-то упругую уверенность в себе, а ее собеседнику - мысль о том, что лю бые его доводы будут отскакивать от этой ее уверенности, не оставляя никакого следа.

– А что это тут у вас за билетики?

– На Таганку, на творческий вечер…

– На Губенко или на Любимова? Чья труппа?

– ???

– Если что-то на Губенко, я бы взяла.

– ???

– Видите ли, я не люблю Любимова.

– ???

– Мне он не нравится как личность.

– ???

– Человек, который в трудное время покидает свою Родину, мне не интересен.

– Простите, но ведь его вынудили уехать, запретив, кстати, «Бориса Годунова», где играл тогда Губенко, кажется, гл. роль.

– А вы знаете, в каких условиях работал великий русский поэт Игорь Тальков? Он писал свои стихи, сидя на унитазе (больше негде было), но никуда не уезжал, потому что бросить Родину – всё равно что бросить мать. Любимов – предатель!

– Так, по-вашему, и Ростропович предатель, и Солженицын, и Рахманинов, и Шаляпин… и…

– Р. и С. – это политики!

– Ростропович?!?

– Конечно, он же выступал перед Белым Домом. А Любимов – артист.

– Но ведь когда Ростропович уезжал, кстати, он не уезжал, а его, как и Любимова лишили гражданства… И потом, вы ведь ничего не знаете о сути конфликта на Таганке. Всё очень просто: Моссовет прописал, дал юридический адрес Губенко с его бумажным театром на площади Любимова, вот и всё.

– А это ваш конек – отсутствие информации. Ведь Губенко не дают слова сказать. Все средства массовой информации показывают только Любимова. Ведь за него всё правительство: и Лужков, и Нойман, и Ельцин. А бедный Губенко…

– Но ведь он объективно не прав. Ю.П. тридцать лет назад из группы никому не известной молодежи создал известнейший театр, вырастил таких артистов, и теперь его выгоняют из им же построенного дома, и кто? Его собственные питомцы!

– Конечно! Потому что Любимов хочет ездить за границу и зарабатывать валюту, а Губенко будет работать в России.

– …потому что за границей он никому не нужен (у него нет спектаклей, ему здесь играть нечего).

– Но он нужен нам! Здесь!

– Господи! Но вы же знаете его только по кино! А в театре – только как результат гения Любимова! Ведь вы не видели спектаклей Губенко, потому что он сам ничего же не сделал! За что же вы так яростно боретесь?!

На этом и расстались.

И вот день у меня последний 93 года так протекает: ездил к Зое, перевез ее к Ольге Кручининой. Купил продуктов. Увидел льготное разрешение на торговлю книжкой с 3 января по 31 января. Огурец в целлофане за 8 тысяч приобрел. Разгреб стол свой письменный.

93 годя встретил «сухим», и он был для меня удачным. Хотя предела удачам не бывает. «Живаго». Вена, Мюнхен, Гамбург, Дрезден. Я имел прекрасную работу, я, в общем, был в форме гораздо чаще. «Чонкин» тоже подарок: Подебрады – номер, письменный стол, «минеральная» вода и главное там – «21 км – покаяние», так ни строчки и не дописав, возвратясь. А шестой десяток идет. И надо торопиться. Потеряли сиену, проиграли суды.