Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Суббота. Молитва. Зарядка. Стояние на голове – сегодня прибавил 50 единиц счёта. Масло. Завтрак.

Много я готовился вчера сделать к отъезду, но промотался по Москве в машине в разные концы.

1. Отвёз Макарову фотографии для триптиха, чтоб наклеил он их на оргалит.

2. Зря прокатался в аэровокзал с бритвой Фомина: на Атма-Ату регистрация в Домодедово.

3. Любимовне клюнул на Радищева – на интеллектуальную линию театра… площадной театр, но интеллектуальный и пр. Хотя Бюст Радищева в скверике – по этой дороге где-то он останавливался, куда ехал, чёрт…

4. Хорошеезанятие с Леной, что-то сегодня скажет Любимов.

– Хотите? Делайте как студенческую работу…

5. Стоял я долго в прихожей. «Я не позволю топтать себя». Она играет, ей постоянно не хватает публики, она – публичная женщина… ей нужны аплодисменты, хотя бы и свои и за чужие страдания.

Любопытно, закон какой-то вывелся – моя книжка прочитывается безотрывно, залпом до трёх утра, именно до трёх утра.

6. Разговаривал с Хейфецем. С 23 февраля по 9 марта «Павел I» в Германии. Пока не точно еще, завтра должны прилететь немцы и рассудить.

7. Сказать Сереже моему, чтоб приготовил все мои фильмы к Парижу, кассету с собранием и пр. А также 50-летие и байки. В общем, всё.

Дениса мне жалко что-то. Какой-то нелепый и, в сущности, несчастный он. Я бы счастлив был, зная, что он больше всего на свете любит свою жену, когда любишь – ты не одинок, ты – могуч, тебе никто не нужен, даже слава земная. Милый мой, добрый и хороший мальчик, наивный и совестливый – жалко ему бабушку – «Папа, можно Алла у тебя поживет»… – жалко маму – мать может вообще закрыть на замок свою комнату, ведь это ее комната. А почему бы однокомнатную Лёнькину не отдать молодым, а тем вернуться в эту?! Было бы справедливо и удобно всем. Лёнечка с тещенькой не хочет, ах ты еб твою мать? А доченька со старенькой маменькой… внука оставит… так пускай уж и жену… в трехкомнатную квартиру.

Проведать Адель. Свезти ей Дневники.

Малышевская вчера сказала, что Кулик сообщил ей о статье в «Известиях». По телефону я слышал звонок в дверь – это Саша Кулик приехал рассказать ей об оргазме.

Сергей Боков нарисовался в моей жизни. Очень хочется его увидеть поскорее и разузнать поближе. Какой-то он живой, смешной, конечно, бандит, но веселый и умный. Стихи – шустрые, не очень складные, но строчки до того точные попадаются, впечатление, что некогда мне, потом доделаю, потом исправлю… а пока – гони, ямщик, или ну тебя к черту, дай сюда кнут и убирайся с облучка. Надо отвезти ему плакат «С. Радонежский», надо скорее дописать «21 км – покаяние», и он может издать, дать деньги и пр., захватить с собой 4 пачки «Дребезгов». Ах, если бы Малышевскую подключить!! Или Баринову!! Сегодня мы ее проверили на вшивость за инструментом.

9 января 1994

Воскресенье. Молитва. Зарядка.

Опять вчера Любимовлягнул Эфроса на репетиции.

– Провалились в Париже… в Италии, и это знаменитый театр… Чем же он знаменит…

– Это не совсем так.

– Я знал, что вы мне возразите.

– А кто же еще вам возразит?

– «На дне» и «Вишневый сад» – средние спектакли… а у Штреллера это – шедевры. Он – лукавый итальянец – подставил вас. Вы повезли средние спектакли…

– Не от нас это зависело.

– Нет, от вас.

– Почему же вы вчера говорили, что хотели везти «Живаго», но они выбрали «Преступление и наказание».

– Вы мне напоминаете того, с той половины… (И понеслось.)

Я замолчал, но слово было сказано. Я хоть как-то защитил Эфроса.

– Он там, мне скоро тоже туда собираться…

Но потом между нами всё как-то образовалось. Хотя он был выбит самим собой из колеи. Показывали и говорили о «Дон Жуане».

– Работайте, но ведь театр закрыт… как диплом… в каком стиле… главное – всю эту разношерстную музыку объединить в едином… каком стиле… привести к какой-то гармонии.

Мне одному он сказал. – Музыка-то банальная… слышанная… я уж не такой специалист и то… могу сказать: это оттуда, это отсюда…

Потом – занятие с Леной. Хорошая она пианистка. Разговор с Мариной. Я предложил ей создать концертный концерн с водителем Паниным.

«По мощам-де и елей».

11 января 1994

Вторник. Мы летим в Париж.

Блажит Бортник. Любимов распорядился пьяных в самолет не брать, но у меня не хватает прав и духу. Уже подходили артисты, просили успокоить его.

Успел я что-то сделать вчера? Ездил много. Макаров сделал рекламу с портретами довольно гнусную, неудачную, тяжелую. ЦАТРА – отвез 8 пачек «Дребезгов»… 2 пачки Дневников. Оставил машину Панину, доверенность, он и донес «негабаритный» чемодан до весов.