Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Даже в классической гимназии, — сказал он, — завелись всякие группки и группочки. Удивляюсь, господин Котылевский — почтенный человек и допускает такое.

И директор по привычке стал рассуждать вслух:

— А что он может сделать? То есть как что? Если сам не в состоянии, изволь обратиться к господину попечителю… Нет, зачем же к попечителю? Поднимется шум… Уж лучше к самому…

Васильев улыбнулся, и директор заметил это.

— Так-то-с, милостивый государь. Времечко-то, время! Трудно нынче чувствовать себя счастливым, хоть бы жить без потрясений…

С некоторых пор разговоры о счастье все чаще и чаще слышались в училище. И не только в училище. О счастье писала печать, о счастье говорили на уроках, и даже Сеид, далекий от всяких теоретических рассуждений, рассказал Михаилу Ивановичу, что какой-то мужчина на фабрике Мирзабекянц выступил с докладом «Счастлив тот, кто спокоен»…

Ашот, например, считал, что счастлив тот, кто борется.

А Васильев? Для того, собственно, он и рвался в Баку, один из крупнейших промышленных центров Российской империи, чтобы целиком отдать себя борьбе. Он знал, что здесь работает крепкая социал-демократическая организация.

Нельзя сказать, что годы, проведенные в южной ссылке — Ялте, Мелитополе, — прошли для него даром. В Байрамской учительской семинарии наставник математики и естествознания Михаил Иванович Васильев, несмотря на гласный надзор полиции, сумел преподать будущим учителям не только знание своих предметов. Нередко, возвращаясь после занятий домой в сопровождении семинаристов, он разъяснял им вопросы философии и истории, не стесняясь в выражениях, характеризовал несовместимость царского строя с представлениями о свободе и демократии, призывал читать марксистскую литературу, и прежде всего Тулина — Ильина — Ленина. Нередко среди семинаристов появлялась газета «Искра», — сюда, в Ялту, она попадала по пути в южные кавказские порты.

Руководство семинарии стало смутно догадываться, какие мысли внушает своим ученикам наставник математики и естествознания. Не желая «выносить сор из избы», директор вызвал Васильева к себе в кабинет для откровенного разговора. Он предложил «подать прошение» о переводе в Мелитополь, где имеется вакансия в женской гимназии… Вот тогда и появилась в его послужном списке запись: «Предложением господина попечителя Одесского учебного округа от 13 августа 1902 г. за № 15264 перемещен согласно прошению исправлять должность преподавателя естественных и математических наук в Мелитопольскую женскую гимназию».

Там, в Мелитополе, впервые прочитал Михаил Иванович материалы Второго съезда партии, узнал о расколе, о фракции большевиков.

— Мне необходимо ехать в Одессу, — сказал он Марии. — Я должен встретиться с товарищами, разобраться во всем.

Разговор в Одесском комитете РСДРП мало добавил к тому, что Михаил уже знал. Да н сам комитет не был однородным: дискуссии, споры возникали на каждом шагу. Одни утверждали, что конечно же Мартов прав, что незачем требовать от каждого члена партии обязательной работы в одной из организаций. Другие были убеждены, что без строгой дисциплины не может быть крепкой, сплоченной партии. Третьи, не высказывая своего мнения, интересовались лишь одним: что по этому поводу сказал Плеханов.

— Вы, молодой человек, из Мелитополя? — спросил у Васильева седой, загорелый, с широкими скулами мужчина. — Интересно, что по этому поводу думают тамошние социал-демократы.

Михаил сказал, что раскол окончательно проявил те противоречия, которые существовали в партии и прежде. Сейчас каждому необходимо самому для себя определить, с кем он — с Мартовым или Лениным.

— Вы правы. Дело тут не в мелких разногласиях, а в коренных противоречиях… Вы знакомы с трудами Ленина?

Михаил Иванович улыбнулся: видно, учительский мундир не внушал этому скуластому мужчине с кулаками, похожими на кузнечные молоты, особого доверия.

— Не одно занятие среди рабочих и учащихся провел по его «Друзьям народа», но статье «С чего начать?». И меня нисколько не удивила позиция Ленина на съезде, — ответил Михаил.

Теперь уже улыбался одессит.

— Вы, я вижу, обиделись. Напрасно. Давайте знакомиться. Товарищ Савелий.

— Васильев, учитель.

— Ну вот и отлично. Заходите-ка вечерком но этому адресу, там поговорим подробнее.

В самом центре Одессы, недалеко от памятника Ришелье, в квартире зубного врача, сидели люди, с которыми Васильев виделся впервые. Обратил на себя внимание матрос, возле которого лежала бескозырка с надписью на ленте: «Князь Потемкин Таврический»,