Светлана Макаренко - Вдыхая аромат воспоминанья. Варвара Иловайская-Цветаева [СИ]

— Варвара Дмитриевна человек, талантливый во всем, не сомневаюсь ни минуты! — тихо обронил Иван Владимирович, откликаясь только на последнюю реплику Дмитрия Ивановича и все сильнее сжимая в своих руках спинку плетеного кресла. — А что, понравилось ли Вам в Венеции, любезный Дмитрий Иванович, все хочу спросить?

Старик помолчал, разгладил пальцами окладистую бороду, чуть тряхнул седыми красивыми волосами:

— Город необычный, старинный, да сырым мне больно показался, все будто тиною пахло. По мне, так лучше воздуху рязанского нашего, родного нет, да берегов окских. Я вот вспоминаю поход мой давний, по рязанской губернии, он мне так же приятен был, как иному немцу вояж по Германии да берегам Рейна [11] Подлинные слова профессора Иловайского. , только все мальчишки потешались над моей диковинной фигурой с ягдташем, наполненным географическими картами, брошюрами, чаем, сахаром, перекинутым через плечо ружьем, плащом, «скатанным на манер военных», и с зонтиком в руках; крестьянки издалека принимали меня за ратника, возвращающегося из Крыма. Только был я не ратником, а ученым больше: говоры собирал да записывал, манеру одежды зарисовывал в тетради свои и карнеты [12] От французского слова carnete — записная книжка, блокнот. . Не знаю, читал ли кто после заметки мои путевые в «Московских ведомостях», но мне они вышли большим подспорьем при моей работе над диссертацией магистерской, «История Рязанского княжества».

— Вы ведь за нее Уваровскую премию Академии наук получили, не так ли, друг мой? — проронила внезапно Александра Александровна, вертя в руках серебряную витую ложечку.

— Да, сударыня, сие абсолютно верно, и дали мне к премии той еще и адъюнкт-профессорскую кафедру всеобщей истории при Московском Университете, на факультете законоведов. Да больно скучно мне там показалось, и вернулся я к своим любимым кабинетным изысканиям, да газете «Кремль». Однако, что же это Варенька, так долго? — Дмитрий Иванович беспокойно повернулся в скрипучем кресле, тронул было пальцем серебряный колокольчик, стоявший на столе, среди посуды. Но в тот же самый момент зашуршало кружево, батист, креп-жоржет, и в вихре атласных лент, залитая кораллами, — они сверкали на позднем, жгучем солнечном свете всюду: в высокой прическе — гребнем, в ушах — серьгами; на шее, запястьях — ожерельем и браслетами, нежно переливаясь искрами и оттеняя румянец, пылающий на щеках, и белоснежное кружево венецианской шали с шелковистою бахромою, — явилась в дверях, словно живая картина в раме, слегка запыхавшаяся Варенька, с сложенным вдвое крошечным расписным веером в руках.

— Простите, папенька, я платье сменила, мочи нет на такой духоте, и — в атласе, хоть и открытое оно…

Дмитрий Иванович в ответ рассмеялся, махнул рукою:

— Идите, идите, к водам усадебным восвояси, нам тут и не нужны вовсе твои дамские подробности. Вот видишь, уже Мамака от тебя брови хмурит, и Ивана Владимировича заставила ждать, негодница!

— Не нарочно, я поверьте! — Варенька закусила нетерпеливо верхнюю губку, подняла к виску округлое запястье, поправила выпавший своенравно из прически локон. Кораллы, краем тугой браслетки, поймавшие беглый солнечный луч, засверкали набрасывая, теплые тени на ее лицо и темные дуги бровей, изящно вылепленные крылья носа. — Я, ежели правду сказать, знать хотела, что скажет Иван Владимирович о кораллах маменькиных, к лицу ли они мне? Целую коллекцию маменька оставила, в ларцах пылится и не со всяким платьем наденешь. Скоро уж кораллы мои, Иван Владимирович, будут древнее Ваших камей да гемм греческих! В музее только их выставлять надобно будет! — Варенька притворно капризно надула губки.

— Ох, Варвара, смотри! И вправду ведь, прелестницы век короток, уйдешь ты вся в красоту свою, что с тебя станется-останется? [13] Парафраз слов Марины Ивановны Цветаевой из письма Н. Гаевской от 17 марта 1934 года о В. Д. Иловайской: «…была обаятельна, красива, с небольшим певчим голосом, вся — в свой красоте. Уйдя — ушла вся». — шутливо погрозила пальцем Мамака. — Где будут кораллы то твои?

— А я все дочерям своим оставлю! — фыркнула Варенька. — Да и музей на что? Не шучу ведь, всерьез!

— Да, да, — внезапно подхватил ее реплику до тех пор молчавший гость. — Я вот, если свершится моя мечта, Варвара Дмитриевна, то за честь кораллы Ваши увековечить почту, поверьте!

— Какая же вдруг у вас мечта, Иван Владимирович? — тотчас заинтересованно ахнула Варенька, — Вы о чем это?