Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

— Стой! — властно приказал капрал.

Фонька Драный нос не успел опомниться, как рейтары скрутили за спиной руки. Конец веревки крепко держал рейтар с обнаженной саблей. Фонька видел, как вынесли из хаты лентвойта и положили в телегу. Поодаль от хаты стал собираться люд. Капрал Жабицкий махнул рукой, и тотчас к хате бросились два рейтара с охапками соломы. Один из них, присев, высек огонь. Через мгновение белый горький дым повалил из раскрытой двери. Заохкали бабы и, хватая детей, отходили подальше от огня. Не слезая с коня, капрал презрительно посмотрел на Фоньку.

— Куда сбежал смерд?

— Не знаю, пане капрал, — Фонька пожал плечами. — К мосту подалси…

Капрал Жабицкий сбросил стремя и сапогом ткнул Фоньке в лицо. Фонька Драный нос замотал головой, сплюнул с кровавой слюной зуб.

— Собака! — прошипел Жабицкий.

Пять рейтар, пришпорив коней, помчались к мосту. «Догоните ветер в поле!..» — подумал Фонька Драный нос.

Фоньку повели. Теперь ему было уже все равно, куда ведут. Конец был один. «На этот раз не выпутаться тебе, Драный нос…» — горько сказал себе Фонька. Три года назад в торговых рядах Фонька спьяна обругал войта. «Эта старая свинья не видит под собой земли! — кричал Фонька, махая треухом. — Набил толстенное брюxo чиншами!..» Его схватили, полдня пытали плетями, чтоб сказал, кто научил мрази. Ксендз шептал: «Примешь веру — будет конец пыткам…» Фонька свое: с дури болтал. А про веру будто не слышит. Палач дознался, что Фонька Ковальского цеха подмастерье, решил потеху устроить — щипцами прокусил ноздри. Фонька обомлел. Его окатили ушатом холодной воды и под хохот стражи вытолкали на улицу.

— Чтоб помнил, как клещами ковали работают!.. — кричал вослед палач.

С тех пор прозвали Фоньку «Драный нос».

Фоньку привели во двор магистрата. Здесь же были суд и тюрьма. Бросили в каменный склеп. В склепе холодно и сыро. Чадит светильник. В полутьме в углу разглядел два столба, перекладину, ремни. «Дыба…» — у Фоньки прошел по спине мороз. Сказывают люди, что хрустят кости, когда пытают на дыбе. Возле дыбы — тяжелые дубовые колодки для рук и ног. Кольцо и обрывок цепи. И еще какие-то прилады для пыток. У стены тяжелая скамья. В корыте мокнут прутья. Сколько мужиков лежало на скамье, сколько крови впитали доски… Вскоре в склеп спустились капрал Жабицкий с писарем, палач в широкой красной рубахе и стража.

— Этот руку поднял? — Жабицкий покосился на писаря.

— Тот сбежал, пане капрал. Этот при нем был.

— Одно быдло!

Капрал Жабицкий хмыкнул, заложил руки за спину и, приподнявшись на носках, словно хотел рассмотреть Фоньку сверху, уставился долгим пристальным взглядом. Лицо его было неподвижное, восковое. Только губы шевелились под усами.

— Огнем буду выжигать ядовитое племя схизматов… Только огнем, без пощады и жалости. Схизматик каждый должен умирать медленно, чувствуя смерть. И этот умрет… Для начала ему пятьдесят плетей…

Не мешкая, стражники схватили Фоньку, бросили на скамью, ремнями намертво привязали руки и ноги. К скамье палач подтянул корыто.

Фонька Драный нос не услыхал короткого свиста лозы. Он только почувствовал, как обожгло спину, и, зажмурившись, сжал зубы от нестерпимой боли. Голову сверлила одна мысль: засечет до смерти, засечет… Еще удар, еще… И снова один за другим. Брызнула кровь, и отлетела капелька на щеку капралу Жабицкому. Тот брезгливо сморщился, вытер щеку ладонью и поспешно отошел к двери. А Фонька Драный нос уже не чувствовал боли. Огнем пылала вся спина, нестерпимо жгло, и казалось, тело разваливалось на части. Не выдержал Фонька Драный нос. Глухой клокочущий крик вырвался из горла и смолк сразу же — разумом Фонька приказал себе: выдержать! Выдержать с именем бога! Пусть видят, как умирает православный за веру свою. Стонал и вздрагивал после каждого удара, тычась распухшими губами в скамью… А потом как будто перестало болеть…

Хоть и развязала стража ремни — подняться не мог. Так и остался лежать на скамье, впав в забытье. Только услыхал, будто сквозь пелену тумана, жесткий голос капрала Жабицкого:

— Завтра согнать на базар люд… И посадить схизмата на кол…

Сколько пролежал, Фонька Драный нос не знает. Очнулся — в склепе никого не было. Во рту пересохло. Ах, какая разница, если осталось жить меньше дня. С трудом сел на скамью и упал. Вспомнил, что возле скамьи стояло корыто. Попытался подняться, да сразу не мог — все тело иглами проняло. Но все же поднялся, нашарил корыто. Припав к нему, напился тухлой воды. И полегчало. Полежал малость на холодной земле. Подумалось: вот так и смерть пришла… А умирать Фонька Драный нос должен не сразу, а медленно, в муках, чтоб чувствовал ее, смерть…