Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

В тот же миг увидел, как бросились к раскрытым воротам люди. Словно молния проскочила мысль: «Здрада!» У Алексашки вырвалось:

— Наза-ад!..

Алексашка стеганул коня и, выхватив саблю, бросился за Поклонским. Он показался в темени внезапно. Приподнявшись на стременах, Алексашка занес саблю и закричал:

— Здрадник!..

Осталось два скачка. И в самое лицо ударила вспышка выстрела. Словно иглой прошило голову. Конь Алексашки поднялся на дыбы. Лопнула подпруга, и Алексашка вместе с седлом сполз на снег.

— Здрадник!.. — простонал Алексашка и схватился за щеку, потом за ухо. По бороде поползло что-то липкое и влажное. «Кровь…» — понял Алексашка и, поднявшись, шатаясь, подошел к коню.

Испуг и растерянность прошли. Только в коленях еще была мелкая, противная дрожь., Алексашка взобрался на коня.

А у ворот и за валом гремели мушкетные выстрелы, слышались крики. По полю в растерянности метались сабельники отряда Поклонского.

— За вал!.. Быстрее за вал! — кричал Алексашка и торопил коня. — Здрада!..

Что произошло, поняли все и, нахлестывая коней, пустились к воротам. Но было поздно — пехота Радзивилла ворвалась в город и на посаде уже шел бой.

Город проснулся мгновенно. Ратники выбегали из хат, не успев надеть армяки. Но оружие было в руках. Ратники не смогли сдержать стремительного и внезапного удара. Пехота врага настойчиво продвигалась к внутреннему, меньшему, валу, ворота которого все еще были раскрыты. Прорубившись через пехоту, большая часть отряда Поклонского успела проскочить через ворота и, спешившись, встала. Проскочил и Алексашка.

Уже рассвело. Ратникам стало легче вести бой. Твердо встав на вале, они не подпускали к нему пехоту.

Возле деревянного острога, примыкавшего к малому внутреннему валу, Алексашка увидел воеводу. Он был в коротком расстегнутом полушубке, без шлема. Седые длинные волосы прилипли к потному лбу. Окровавленным подойти к нему Алексашка не решался. А хотелось сказать, как бежал Поклонский из города.

Алексашку подтолкнули к лекарю. Он посмотрел на бороду, заплывшую кровью, тронул пальцем ухо.

— Повезло тебе, хлоп! Если б еще на полдюйма — лежал бы с пробитой головой. По уху не бедуй. Зарастет.

Лекарь увел Алексашку, посадил в телегу, на которой стоял ящичек с лекарствами и тряпьем. Он обтер бороду, смочил онучу зельем и, приложив ее к уху, завязал сухой тряпкой.

— Не примерзнет? — с опаской спросил Алексашка.

— Зелье на водке. Не должно мерзнуть.

На перевязанную голову шапка надевалась туго. Кое-как натянув ее, Алексашка пошел искать седло.

Два дня падал снег и яростно гудел ветер. В глубоких сугробах, казалось, утопал весь посад и центр города. На третьи сутки улеглась непогодь и тяжелое, густо-серое небо повисло над Могилевом. О штурме малого вала Радзивилл и не помышлял. Не пробиться пехоте через глубокие рыхлые заносы. Теперь оставалось гетману ждать, когда пригреет первое мартовское солнце и осядут снега. И он ждал, обложив вал со всех сторон. Приблизиться к валу было опасно — русские стрельцы лежали с мушкетами и стреляли метко.

После того как за малым валом укрылся отряд воеводы, на третий день утром к дому, где стоял Воейков, пришли три горожанина.

— Проходите! — требовал часовой с мушкетом.

— Воеводу видеть хотим, — настаивали горожане.

— Звать не буду, — отрезал часовой. — Опочивает воевода.

Все трое отошли от дома. Притоптывая стынущими ногами, терпеливо ждали, пока не появился Воейков. Вышел он нескоро, и мужики изрядно окоченели. Но дождались. Поклонились ему в пояс.

— С каким делом? Кто такие?

— Я, Васька-хлебник, да Пашка-корзинщик, и Борис-ложечник пришли к тебе…

— Знаю, что пришли, — перебил воевода. — Говори зачем?

— Чтоб дозволил принять в войско… Будем биться вместе с ратниками… Люд Могилевский под королем жить не хочет.

Хотя воевода и торопился на вал, но горожане заставили умерить шаг. Он остановился.

— А ты за весь люд речь держишь? Почем знаешь, о чем думает люд?

— Знаю, батюшка воевода. Могилевцы в думах едины.

— Едины… — Воейков усмехнулся. — Поклонский от всех белорусцев крест царю целовал, а потом бежал, будто тать.

— Может, и целовал, — согласился Васька-хлебник. — Да мы его к государю не слали. Нам ведомо от архиепископа Иосифа, что от всех белорусцев ходил к царю дисненский игумен Афиноген. А Поклонский свою выгоду у царя искал.

— Ты не ищешь? Поклонский ворота большого вала открыл. Чем докажешь, что за меньшой вал не пустишь? — Воевода не спускал пристальных глаз с Васьки-хлебника. — Чем докажешь?