Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

— Не знаю, что будет, — Петька поежился и сладко зевнул.

— Поживем, увидим, — уклончиво ответил Алексашка, хотя и сам терялся в догадках о происходящем. Пораскинув умом, решил, что Могилевскому шановному панству все равно, чей целовать крест — царский или королевский. Своей корысти ищет панство в войне. Алексашка решил повременить с уходом. Не ответил ничего Петьке, пошел в хату, положил на место топор и зарылся в солому.

Быстро летит время. Вчера, кажись, только зима стояла, Днепр был накрепко скован льдом, а снова пришло лето. Оно было дождливым и холодным. И только к сентябрю установились дни теплые и солнечные. Октябрьским погожим утром прилетела в Могилев весть, что Земский собор в Москве подтвердил волю царя Алексея Михайловича взять Украину под свою руку. С этой вестью поп церкви Всемилостивого спаса Иеремия стучался в келью архиепископа Иосифа Бобриковича. Архиепископа словно подбросило с постели. Встав, походил по келье, в раздумье ломая пальцы. Они гулко хрустели. Тревожился тем, что долго нет известий от игумена Афиногена Крыжановского. Может быть, не стали слушать в Посольском приказе его речи? Не верилось в такое.

— По такому событию следует бить в звоны, — сказал Иеремии. — Да не придется.

Поп Иеремия вздохнул, перекрестился. Ошалеют униаты, услышав звон. А молитвы во здравие русского государя будут в церквях все же читать и молебны служить тоже будут.

— Свершилось долгожданное, — Бобрикович прикрыл глаза. — Станет Русь великой державой. Не будут ей страшны ни свейские дружины, ни крымские бусурманы. Кончится владычество униатов на русских землях. Иди, старче, передай радостную весть бурмистру Маркову…

Бурмистр Козьма Марков уже знал эту весть. У дверей магистрата встретился с паном Поклонским. Бурмистру показалось, что тот притворно весел.

— Дружба царская с черкасами будет недолгой. Было время, когда Хмель и королю присягал на вечные времена. Потом с татарами в союз вступил.

— Русского государя с татарским ханом равнять нечего, — с достоинством заметил Марков.

— Хан как вершил набеги, так и будет вершить. Пусть черкасы не ждут заступничества от Руси. У царя голова болит по северному порубежью: свейские полки грозятся.

— Кто знает, пан Константы! В единой державе кулак сильнее.

Пан Поклонский рассмеялся, а бурмистру показалось, что получилось это нарочито.

— Речи Посполитой этот союз не страшен.

— Прости, шановный, не ради устрашения взял царь черкасов под свою руку. Так я думаю.

— А ради чего? — вырвалось у Поклонского.

Бурмистр не ответил — не хотел начинать разговор о вере.

Когда оба скрылись за дверью магистрата, Алексашка шепнул Петьке Косому:

— Панам эта весть — костка в горле.

Стоять с алебардой у дверей Алексашке не хотелось. Думал о том, чтоб попасть в корчму и послушать, о чем толкует люд — к полудню московская весть облетела город. В хатах рядили, какая теперь будет жизнь у черкасов, получит ли чернь от царя какие-либо привилегии или будет жить, как на Руси.

Вечером, когда Алексашка и Петька пришли в корчму, там уже был ремесленный люд. Корчмарь налил кружки. Алексашка отпил и сморщился:

— Кислая твоя брага.

Вытирая передником веснушчатые руки, корчмарь, рябой узколобый шляхтич, обиделся.

— Не пил ты кислой.

— Вон у Ицки в корчме пьешь и еще хочется.

— Иди к Ицке!..

Алексашка не слушал, о чем ворчал корчмарь. С кружкой пристроился у стола, за которым стоял спор и галдеж.

— Будет война, — тряс бородой цехмистер хлебников розовощекий Васька. — Царь не потерпит, чтоб черкасов побивали.

— Может и не быть, — оспаривал ремесленник, которого звали Ермилой. — Король с царем договорятся не лить кровь.

— Ты белены объелся, Ермила! — гоготал Васька. — Земель своих король не отдаст без боя. Окромя черкасских земель, у царя старый спор за смоленскую землю.

— Смоленский край с литовским краем одной бедой заручены, — тихо сказал Алексашка. Но все услыхали и повернули лохматые головы.

— Тишей! — озлился Ермила. — Крамольные речи ведешь.

— Не ты ли у магистрата с алебардой стоишь? — Васька вглядывался в Алексашку. — Шановному панству служишь и к челядникам ухо прикладываешь?

В корчме насторожились. У Алексашки дрогнуло сердце: вот сейчас со свистом и смехом вытолкнут его из корчмы, как выпроваживают прислужников. Не будет никакой веры ему. И никому не докажет, что не слезал с коня два года и саблей добивался воли родному краю. Нет свидетелей. Другое видели люди: с Петькой вели челядников в суд. Это видели. Уставился на хлебника Ваську ярыми глазами.