Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

Велесницкий уселся на лавке возле оконца, сцепив на животе большие жилистые руки. Лениво осмотрел углы в хате Шанени, словно видел их впервые, засопел в усы.

— Что сказывал Савелий?

— А что ему сказывать? Его забота ведома.

— Про Небабу…

Несколько раз сверкнула молния, озаряя хату зловеще-голубоватым светом. И в тот же миг снова коротко и резко ударил гром. Наползла лиловая туча. В хате стало полутемно. Опять загрохотал гром и глухими раскатами покатился над Пинском.

— О, господи! — тихо прошептал Ермола и, крестясь, отодвинулся подальше от оконца.

Пошел густой и упругий дождь. Все вокруг затянуло серой, туманистой дымкой. Возле окошка проскочила быстрая тень. Загремела клямка двери, и в хату, тяжело дыша, ввалился Гришка Мешкович.

— Едва не прихватило, — поеживаясь, усмехнулся он.

— Ладный дождь, — Шаненя посмотрел в оконце. — Кабы на денька два… Не повредит.

— Хлебный, — Гришка Мешкович снял шапку, пригладил путаные волосы и увидел незнакомого человека. Присмотрелся. — Не свататься ли пришел?

— Нет, — проворчал Алексашка.

— Чего же? Девке в пору. Жинка ладная будет.

Алексашка отвернулся к окошку. От неприятного разговора выручил Шаненя.

— Холопы бросают хаты и бегут в загон Небабы. Маентности и фольварки жгут, а панам секут головы… Вот и все вести.

— Под Гомелем? — вытянул шею Гришка Мешкович и завертелся на скамье.

— Там. И в других местах.

— Сказывал Савелий, чернь вилами и косами яро дерется, а казаки саблями… Просил сабли и пики ковать.

— Из чего ковать? — хмыкнул Велесницкий. — Железо надобно, а его нет.

— И я говорил ему. А Савелий свое: купить надо.

— Найти его можно, да за что купить?

На несколько минут воцарилась тишина. Алексашка понимал, какое наставление привез Савелий. Понимал и то, что на сабли требуется отменное железо, чтоб выдержало удар, чтоб мягким не было. У панов сабли отличные. Из немецкой и аглицкой стали кованные. Разве такую сталь найдешь в Пинске? А если поискать? Шаненя словно перехватил Алексашкины мысли.

— Железо есть у пана Скочиковского.

Шановного пана Скочиковского в Пинске и далеко за ним знают многие. Вот уже десять лет, как пан Скочиковский в железоделательных печах под городом плавит болотную руду. Вначале у пана была одна печь, а потом стало их семь. Четыреста пудов железа в год получает Скочиковский из печей. Сказывают, что железо у него покупает для казны ясновельможный пан гетман Януш Радзивилл. В Несвиже льют из него ядра к пушкам, куют алебарды и бердыши, панцири и латы. Еще возит пан Скочиковский железо в Варшаву. Что там из него делают, неизвестно. Теперь, когда Хмель разбил коронное войско под Корсунем, пан Скочиковский срочно соорудил две большие печи и приставил к ним пятнадцать холопов. Много железа надобно Речи Посполитой, чтоб вести войну с черкасами.

— Скочиковский железа не продаст, — уверенно заметил Мешкович. — Не станет пан голову свою на плаху класть… И не только Скочиковский, а любой пан не даст железо. Чтоб потом им же смерд ему голову снял?

— Продаст! — возразил Шаненя. — Тайно продаст хоть черту. Панская жадность у него в крови сидит. С ней и помрет.

— Купить не купить, а поторговать можно, — согласился Велесницкий.

— Недавно пан заимел пару гнедых, — рассказывал Шаненя. — Кони добрых мастей, рысаки. Деньги за них отдал немалые. Прислал хлопа сбрую заказывать. Сбрую сделаю ему что надо! Тогда в самый раз и потолкуем.

— Затеяли мужики дело, — пожал плечами Мешкович. — Не знаю, что из этого получится.

Шаненя настороженно посмотрел на Велесницкого. У того приподнялась и замерла бровь.

— А что ты, Гришка, хочешь, чтоб получилось? — сухо спросил Шаненя.

— С кем за грудки беремся, Иван? — прищурил глаза Мешкович. — С панством? Пересадят на колья всех, передавят, как мух… Вчера войт пан Лука Ельский привел в Пинск рейтар. Все в латах, в шлемах. Мушкеты на ремнях висят… Неужто саблями задумали порубать такую силу?

Шаненя поджал губы.

— Не пойму твоего совета.

Мешкович замялся, но продолжал:

— Старики еще помнят, как пятьдесят год назад Наливайка брал Пинск. Захватили мужики город, разбили маенток епископа Тарлецкого… Он-то был зачинщик Брестской унии. А потом что? Как были в крае иезуиты да униаты, так они и остались. Наливайку свои же казаки выдали… И качался Северин на веревке в Варшаве. Тем и кончилось.

— К чему это все, Гришка? — не стерпел Шаненя.

— Я не ворог, Иван, — Мешкович постучал кулаком по своей груди. — Как бы хуже не было?.. Пока есть, слава богу, хлеб и ремесло. Другой раз перетерпеть стоит.