Сергей Марков - Подвиг Семена Дежнева

Дежнев разыскал Дмитрия Михайлова на Алазее, куда Семен ходил вместе с Романом Немчином только для этой цели. Старые приятели могли вспоминать о том, как ставили Косой острожек на Алазее и за «невежливость» хватали и сажали в аманаты знаменитого шамана Обюганея (шаман все удивлялся, почему на его земле без спросу построили крепость). Говорили о недавних страшных «съемных» боях, о неведомых дотоле чукчах, встреченных меж юкагирами на Алазее. Впоследствии Дежнев писал, что он участвовал в пленении аманата Манзитина (у Дежнева – «Манцит»). В таком случае в этом привычном деле участвовал и Иван Беляна, смелый мореход, товарищ Дежнева по якутской службе. Тогда было убито двое русских, а Дежнева ранило стрелой в правое плечо.

Из воспоминаний Ивана Беляны, изложенных в его челобитной, видно, что Беляна больше года провел в Алазейском острожке. Значит, с ним были Дежнев и Дмитрий Зырян. Беляна пишет, что он построил коч и пустился морем на Колыму. Так Дежневу становилось «за обычай» мореходное дело.

Они снова встретились у большой и привольной реки.

Михайло Стадухин пришел сюда с моря. Семен Дежнев, Дмитрий Зырян, Втор Катаев, Иван Беляна, Сергей Артемьев, Второй Гаврилов, Андрей Горелов... Иван Ерастов, спутник мнимого Ерила, прибыл на Колыму, видимо, сразу после того, как свез в Якутск морем первый Индигирский ясак. На Стадухинской протоке казаки поставили Нижнеколымское зимовье. Честь основания его должна быть поровну разделена между Стадухиным и Беляной, Дежневым и Дмитрием Зыряном. Именно тогда был ранен в грудь Михайло Стадухин.

Дежнев думал, где бы захватить ему новых аманатов из числа «юкагирских мужиков». Он высмотрел исчезающее племя омоков, которое тогда еще пело песни и охотилось на зверей. Омоки добывали соболей. Правил ими «князь» Аллай, человек бесстрашный и воинственный. С самим Аллаем не довелось Семейке тогда повстречаться, зато при захвате аманатов в бою Дежнев убил «княжьего» брата, «лучшего мужика», и захватил в плен родного сына Аллая – Кениту. И у омоков стали брать соболей, а сверх ясака лебедей, гусей и ягоду морошку. Кенита был еще в 1658 году жив и носил лебедей и ягоды в Колымское зимовье. При захвате Кенита юкагирская стрела насквозь пробила Дежневу левую руку.

За частоколом нового острожка на Колыме Михайло Стадухин вскоре начинает разведывать, «нет ли зверя какого» на море к востоку от устья Колымы. Казаки жадно расспрашивают юкагиров о новых землях и реках.

Однажды Стадухин, громя колымских неясачных людей, добыл себе «ясырь» – женку Калибу. Калиба рассказывала негаданному суженому о своей прежней жизни. Она при этом обмолвилась, что бывала у чукчей, даже прожила среди них три года. Слово за словом вытягивал Стадухин у Калибы, пока до его сознания не дошло, что ясырная женка обладает бесценными сведениями о новых землях и новых богатствах. Есть на запад от Колымы река «Чюхча» (Чукочья), рассказывала подруга Стадухина, и чукчи, что живут на этой реке, зимой ездят на остров против устья Колымы.

«...и на том острову они побивают морской зверь морж и к себе привозят моржовые головы со всеми зубами и по-своему-де они тем моржовым головам молятся», – так потом говорилось об этом в летописях Якутска. Промышленные кинулись искать чукчей, чтобы посмотреть на «дорог рыбий зуб» и моржовые головы. Выяснилось, что чукчи отделывают моржовой костью полозья своих нарт.

Скрипели лебяжьи перья, когда нижнеколымские грамотеи записывали для памяти сказание о новой морской земле. Мезенцы и енисейцы, бывалые мангазейцы дружно решили: остров, о котором рассказывает Калиба, есть «Камень», морской пояс, и тянется он от самой Новой Земли. Где же конец каменного пояса?

Начались новые простые труды. Поселенцы Колымы стали искать моржовую кость, свозить в зимовье «заморный зуб», отыскивая целые кладбища, где моржи, погибая, теряли клыки. Дежневу, конечно, приходилось бывать в этих походах. Казаков и промышленных тянуло в новые края, где «зверь не прорыскивал и птица не пролетывала». Уже в 1645 году они твердо знали, что на востоке есть новая река Анадырь, а за ней – Погыча.

«До них три дни ходу по морю способным ветром», – записано в «расспросных речах» Михайлы Стадухина.

Есть замечательное свидетельство о том, что в 1645 или 1646 году Иван Ерастов с товарищи уже «отведали новую землю», а именно Погычу. «И наперед сего и по се число на той реке русских людей никого не бывало. А соболь у них самый добрый черный», – писали землепроходцы. В наших руках конец драгоценной нити. Они так и пишут «отведали», – значит, побывали в новой земле, совершив путь сушей. В челобитной своей Иван Ерастов просил пустить его к устью Погычи уже морем. Если это так, то Иван Ерастов в 1646 году стоял на берегу моря, названного потом в честь Беринга Беринговым. Погыча впадает в океан недалеко от мыса Олюторского. Чукчи зовут его Ананнон. Что же, могло быть так, что ветры с Юкона и Кускоквима, лежавших напротив мыса Ананнон, колыхали пламя первых костров, разложенных на самом краю Старого Света! Знаменитый пролив Аниан шумел и пенился к северу от Ананнона...