Маргарет Грэм - Раскол дома [litres]

Они не начинали разговор, пока не дошли до кедра и укрылись под его ветвями. Из окон Холла лился мягкий свет, звучала музыка. Потти сказал:

– Пусть, Господи, не погаснут снова огни во всей Европе. Я действительно подумал в какой-то момент, что сэр Энтони собирается сделать признание перед собравшейся компанией, и рад, что он этого не сделал. Пути обратно уже не было бы, а он все-таки хороший малый. Я стараюсь придумать, как устроить так, чтобы он достойно прожил остаток своей жизни.

– Он знает, что выдал себя?

– Пока нет. Мы используем его в своих целях, и я надеюсь, что со временем, когда наступит момент брать его, это поможет ему искупить вину в собственных глазах. Он явно отдает себе отчет в том, что барахтается в мутной воде, но пока еще рано бросать ему спасательный жилет, иначе мы не сможем спасти его доброе имя. Мы должны работать аккуратно и терпеливо и будем надеяться, что бог не допустит, чтобы он проболтался до того, как мы будем готовы.

– Вы говорите, используете его в своих целях?

Потти издал смешок.

– Да, дорогуша, но в мире не хватает хороших людей.

Разговаривать с Потти свободно было большим облегчением для Тима. К тому же этот человек нравился ему.

– А как со мной? Я тоже себя выдал?

Тиму хотелось, чтобы Потти сказал: «Да, больше никогда туда не езди, это слишком опасно», потому что пришло письмо от матери, где говорилось, что они хотят получить оригинал, иначе Хейне будет вынужден предпринять соответствующие шаги. Что имелось в виду, Тим знать не хотел. Потти сказал:

– Мы совершенно уверены, что тебе ничего не грозит. Мы действительно потеряли человека в Берлине, но, судя по всему, никто не связывает его с тобой, и нигде не значится, что Дитер и Бернат – это Герберы. По нашим предположениям, считается, что они свободно переезжают с места на место на континенте.

– Значит, на каком-то этапе вы снова пошлете меня в Германию?

Затаив дыхание, он ждал ответа.

– Возможно, старина, возможно, хотя мне представляется, что придет время, когда ты принесешь больше пользы, работая здесь, в Британии. Еще будут агенты, к которым можно обратиться, и те люди, которых предстоит разоблачить, эдаких леди Маргарет этого мира, которых их одержимость принадлежностью к высшей расе может толкнуть на путь государственной измены. Кстати, если она уже этого не сделала. У Пенни, по ощущению, тоже неплохие задатки. Так сказать, достоинство, хотя не в том смысле, в каком ей хотелось бы.

– Но она просто молодая женщина, – запротестовал Тим.

– Да, и оголтелая антисемитка, которая, по ее собственным словам, утверждает, что в Германии не диктатура, а просто система упрощенной демократии. И эта система позволит этой стране двинуться на Восток и на Запад и стереть с лица земли всех недочеловеков. Я цитирую дословно.

Тим возразил:

– Она глупенькая молодая дамочка, которая не видела того, что видели мы все, и повторяет за матерью, как попугай. Как можно так манипулировать ею? Это звучит чертовски цинично.

– Дай бог тебе здоровья, дорогой мальчик. Она несколько раз бывала в Берлине вместе со своей матерью и с большим удовольствием наблюдала за сценами травли. Как, ты не знал? У меня есть несколько любопытных фотографий этой дамочки, на одной из которых она хлопает в ладоши, когда старого еврея заставляют подметать тротуар руками, после того как полицейские молодчики Гитлера выбили витрину его магазина. Я так понимаю, раны у него были страшные. И это фото отнюдь не самое худшее. Что ты на это скажешь?

Тим прислонился спиной к дереву, засунув руки в карманы. Пальцы его коснулись коробочки с мезузой.

– Брайди скорее сама бы стала подметать тротуар подобным образом, чем допустила, чтобы такое произошло с кем-то другим. А еще она повторяла бы им, что они сволочи и подонки, и дала бы себя убить.

Потти расхохотался.

– О да, ты, полагаю, совершенно прав. В нашей игре от нее пользы как от козла молока.

Он поднял глаза и сквозь ветви посмотрел на небо.

– Она любит тебя.

Тим резко выпрямился.

– Бога ради, с чего вы взяли? Она ненавидит меня.

– Конечно, ненавидит. Она хочет, чтобы ты стал таким, как раньше, потому что ее любовь невозможна при твоих предполагаемых политических взглядах. Ты прав, она – упрямое маленькое создание, слишком честная себе во вред, слишком сильная и слишком мучается, чтобы быть с тобой ласковой при теперешнем положении вещей. Я всегда питал слабость к нашей Брайди, да и ко всей этой семье, если уж на то пошло.